Интимный дневник гейши - [20]

— Глициния приехала из провинции Дэва, — наконец заговорил он, припоминая, что рассказывала ему сама Глициния в их первую ночь. — Ее отец был крестьянином и продал ее поставщику борделей, когда у него погиб урожай, и он не мог прокормить всех детей.

Эти факты он мог почерпнуть сегодня в Ёсиваре, а Рэйко, казалось, была так поглощена делом, что не обращала внимания на его волнение.

— Значит, у Глицинии, видимо, нет родственников в Эдо, — заметила она, — однако, поскольку она известная таю, о ее работе должны ходить разговоры. Уверена, что смогу что-то о ней узнать.

Рэйко пылко обняла Сано, как когда-то, в их счастливые дни.

— Я помогу тебе раскрыть это дело, и все будет как прежде.

Сано прижимал к себе жену, надеясь, что тяжелые испытания, связанные с «Черным Лотосом», больше не повторятся и Рэйко не узнает про Глицинию больше того, что потребуется для расследования.

6

Девственные снега покрывали безлюдные улицы Эдо. Ставни наглухо запечатали окна домов и витрины лавок. Бродячие собаки ежились в переулках, и корочка льда на лужах росла вместе с ночным морозом. По берегам каналов, у тлеющих костров дремали бродяги-попрошайки. Мерцали звезды, отражаясь в черном изгибе реки Сумида, и лодки у причалов недвижно стояли в стылой воде. Ночной город затих, и только в торговом районе Нихонбаси жизнь не прекращала с темнотой своего кипения.

В ветхом здании, приютившемся между общественной баней и палаткой, где продавалась лапша, разместился безымянный игорный притон. Внутри сидели простолюдины и самураи, вооруженные бандиты с телами, покрытыми татуировкой, и даже несколько монахов в оранжевых одеяниях. Они раздавали, тасовали и сбрасывали карты. Игры сопровождались криками и хохотом. Стопки монет меняли хозяев, пока неряшливые слуги разливали саке. Табачный дым из трубок игроков затянул комнату едким туманом, клубившимся вокруг ламп под потолком.

За занавешенной дверью в темной задней комнате притона на соломенном матрасе сидела госпожа Глициния. Ее голова была обвязана голубым платком, прекрасные глаза тревожно поблескивали в свете, пробивающиеся через занавеску. Она ежилась под плащом, прислушиваясь к звону монет и сиплым голосам мужчин, и вздрагивала, когда вспыхивали споры или доносились ругательства. Ее испуганный взгляд метался от голых стропил и стоящих вдоль стен горшков с саке к забранному решеткой окну.

Прошел всего лишь день с тех пор, как госпожа Глициния покинула Ёсивару, а уже сменила несколько темниц. Эта пауза между старой и новой жизнью казалась даже тяжелее перспективы провести многие годы в борделе. Нетерпение терзало ее подобно колючему чертополоху. Одиночество пугало Глицинию, и ее чувственные губы подрагивали в иронической улыбке. Как часто она жаждала одиночества! Она и не представляла, какой окажется беззащитной.

На занавеске возник силуэт мужчины. Глициния испуганно отпрянула в угол. Мужчина отбросил ткань и вошел в комнату, таща большой сверток, завернутый в материю. Он был небольшого роста, но мощного сложения, под плащом угадывались широкие плечи, икры, затянутые в узкие штаны, бугрились мышцами. Его шея напоминала каменную колонну, лицо состояло из жестких линий и углов: насупленные брови срослись на переносице, нос походил на клинок, подбородок и скулы казались вырубленными из дерева, собранные в пучок волосы венчали массивный лоб.

— Не очень-то радостный прием. — Он подошел к госпоже Глицинии с быстротой и грацией зверя. Его глаза — черные и бездонные — все замечали, высматривая опасности, рассчитывая следующий шаг. — Что-нибудь не так?

Глициния немного успокоилась.

— Молния, — сказала она. — Ты меня напугал. Вот и все. Она поднялась ему навстречу, влекомая его странной, неуловимой красотой и страхом перед его неукротимым нравом.

— Где ты был?

— Отлучался, — коротко пояснил он, еще сильнее сведя брови. — Нужно было кое о чем позаботиться.

Он не любил отчитываться, Глициния это знала.

— Прости, что спросила, — повинилась она. — Просто тебя не было целый день, а я боюсь оставаться одна.

В соседней комнате началась драка; послышались удары, грохот мебели, звон рассыпавшихся монет и громкие подбадривающие крики.

Молния рассмеялся:

— Ты в большей безопасности, чем прошлой ночью.

Глицинии очень хотелось ему верить. И хотя она находилась далеко от комнаты, где был убит правитель Мицуёси, жизнь за воротами Ёсивары была полна опасностей. Полиция уже наверняка начала ее искать. И теперь, сбежав от хозяина борделя, она полагалась на милость Молнии, получившего это прозвище за то, что никто не мог предугадать его стремительных действий, пока не становилось слишком поздно.

— В чем дело? — Он подозрительно посмотрел на Глицинию. — Тебе здесь не нравится? — отшвырнув сверток, подошел к ней Молния. — Или компания не та? Скучаешь по красивым комнатам и модным друзьям?

— Нет, здесь хорошо… — Глициния отпрянула, услышав угрозу в его голосе. — Я счастлива, что нахожусь здесь, с тобой…

— Ты знаешь, что было бы со мной, если бы меня поймали, когда я вывозил тебя из Ёсивары? — Он схватил ее за запястье, и она вскрикнула от боли. — Меня бы арестовали, избили, а может, и убили. Я рисковал ради тебя жизнью, и ты обязана довольствоваться тем, что я тебе даю, и не жаловаться.