Интимный дневник девушки по вызову - [8]

Но в детстве у меня была подружка — Машка, которая сходила с ума по одному нашему местному актеру. Ходила по всем его спектаклям, таская за собой букет из пяти алых роз на длинных ножках, и все мечтала привлечь к себе его драгоценное внимание! Фильм показался мне мучительно долгим — не потому, то он был мне неинтересен — совсем наоборот, просто потому что я погрузилась в свои воспоминания и размышления о смысле жизни поклонниц и звезды, которой они поклоняются.

Все-таки это странно. Странно, что некоторые могут годами мотаться за своими любимыми звездами по всяким Урюпинскам, Красномайскам, Конезаводскам, и каждый раз подходя к кумиру в ответ на его ищущий взгляд напоминать: «Меня Маша зовут», просто напоминать и все. Представляться, хотя точно знать — он никогда не произнесет этого имени так, как бы им хотелось: вечером в каком-нибудь дорогом ресторане, обнимая эту Машу, такую красивую, такую счастливую, за талию и нежно глядя ей в глаза. Подобные сцены хоть раз да представляла себе каждая Маша или Наташа, и подходя к кумиру, с замиранием сердца протягивала цветы и называла свое имя. Цветы отправлялись в общий ворох букетов, а имена… они, не отсеиваясь, общей кучей проходили через память кумира насквозь, вместе с лицами поклонниц. Звезды не запоминают лиц и имен, за исключением тех редких случаев, когда им что-то надо. Что? Что угодно — спрятаться от одиночества, заняться сексом, выпить кофе в приятной компании. Роль такой компании сейчас играла я — но здесь, хотя бы, все честно, хоть и за деньги, меня наняли и я весело улыбаюсь фотографам и обнимаю Барта за плечо, а за моей спиной шушукаются толпы людей.

А что с поклонницами? Впрочем, и звезду можно понять, ведь как только «приятная компания» исполняет свою миссию, ее данные автоматически отправляются в корзину и — последний штрих — такси до дома и коронное «я тебе позвоню». Ведь не позвонит. И все это знают. Знают, но хотят верить и верят. Верят и ждут, кидаясь к каждому звуку, издаваемому телефоном, смотрят на экран, разочарованно снимают трубку и говорят «Але» своим старым подругам и друзьям… «Это не он», — разочарованно вздыхает сердце. «Он не позвонит», — рационально заявляет разум. И тут, в очередной раз, начинается эта вечная борьба, описанная классиками, — чувства против мыслей. И то, кто и как скоро в ней победит определяет наши дальнейшие действия. Победит разум — разозлимся на себя, на него, на всех, разозлимся и больше никогда не будем о нем думать. А если побеждает сердце, поклонница из разряда «как все» сама переводит себя в разряд повыше, в разряд тех, «с кем что-то было». Такие девушки не кидаются под ноги кумирам, они, как правило, сиротливо стоят в стороне, просто надеясь, что он повернется, и как в кино они встретятся глазами, и он вспомнит, как хорошо им было.

Не затеряться в общей массе и сделать так, чтобы именно тебя он сам искал глазами, выходя из театра или со съемок, — сложно. Очень сложно. Практически невозможно. Особенно если нет ни сил, ни возможности смотреть на ситуацию отстраненно. Разве у человека, чья комната завешана календарями, плакатами, вырезками с его изображением, у кого в магнитофоне стоит кассета с его голосом, а телевизор автоматически включается во время начала передач с его участием, есть другой путь, кроме как просто стоять и «пялится»? По-моему нет.

Мы сами загоняем себя в угол, убеждая в особенности кумира, в том, что он не такой как все, недосягаемый. Когда привычные нам его загримированные, отфотшопенные, прошедшие миллион редакторов и корректоров глянцевые лица со стен наших комнат вдруг стекаются в живого человека, измученного многодневными гастролями, спектаклями и съемками, — белый свет меркнет. Поклонницы не видят перед собой обычного человека, а видят восковую фигуру звезды — вечно успешную, вечно красивую, вечно веселую… А что же кумир? Ему тоже не хочется быть резиновой куклой, которая потихоньку сдувается. Нет, он же и есть такой — красивый, успешный, никогда не устающий… И здесь внутри любой звезды включается некий запасной генератор, который заставляет ее взять себя в руки, приклеить на лицо дежурную улыбку, собрать цветы, раздать автографы, сфотографироваться со всеми, гордо дойти до машины, сесть в нее, поднять тонированное стекло и… Дальше каждый действует по своей схеме.

Вынырнув из своих мыслей, я оглядела зал. Поклонниц в зале было море, и я точно знала — они следят за мной, оценивают мое платье, макияж, туфли на каблуке… Оценивают и злятся, потому что ничуть не хуже меня знают — их звезда любит красивых, высоких, эффектных — таких, как я сейчас. Они знали это, но почему-то подходили к нему в потертых джинсах и старых разношенных кофтах, с немытыми волосами, собранными в хвостики. Они пытались убедить окружающих, и главное — себя в том, что Барт Томпсон интересен им исключительно как актер, и совсем не интересен как мужчина. Они приходят смотреть не на него, а наслаждаться его творчеством.

Наверное, единственным, кого все эти такие одинаково обычные девушки убедили в том, что их волнует исключительно творчество, был сам Барт, сейчас державший руку на моей коленке и отстраненно, устало следящий за происходящим на экране! И в этом была их главная ошибка. Любому мужику хочется, чтоб им восторгались больше, чем его игрой на сцене. Ему хотелось быть Богом, который завладевает душами и сердцами, который сводит с ума… Но его поклонницы всем своим видом демонстрировали, что Барт — всего лишь орудие в руках великой музы. Орудие, которым она создает замечательные спектакли и фильмы, на которые хочется идти снова и снова. А ему не хотелось быть орудием, пусть даже созидающим, он был звездой и знал, что вовсе не фееричный сценарий его спектакля, не замечательная игра актеров заставляет зрителей, а главное — зрительниц, снова и снова приходить в зал. Он знал это, но он очень хотел, чтобы ему в лицо сказали, что он потрясающий, что его любят. Сказали открытым текстом…