Интимные тайны Советского Союза - [29]

Но никак не Николая Асеева, который написал «Насилье родит насилье». Этот стих у него сложился, когда он увидел в одной подмосковной деревне, освобожденной от немцев, как мальчишки катались с горы на трупах немецких солдат вместо санок. Это его страшно поразило. И он написал:

Насилье родит насилье,

И ложь умножает ложь.

Когда вас берут за горло —

Естественно взяться за нож.

Но нож называть святыней

И, вглядываясь в лезвие,

Начать находить отныне

Лишь в нем отраженье свое, —

Нет, этого я не сумею

И этого я не смогу:

От ярости онемею,

Но яростью не солгу!

У всех увлеченных боем

Надежда живет в любом:

Мы руки от крови отмоем

И грязь с лица отскребем…

Да, «руки от крови отмоем и грязь с лица отскребем», но не сейчас, не в декабре 41-го, когда еле одолели немца под Москвой. Поэтому и жесток был к Асееву начальник Главного политуправления Красной Армии Александр Щербаков, определив это стихотворение как «политически вредное», уж никак не лелеющее ненависть. Ту ненависть, что сплачивает, задает энергетику войны, бросает на амбразуры и рождает героев. А такие рефлексирующие интеллигенты, как Асеев, пусть пока посторонятся, другие поэты и публицисты нужны войне.

Но вернемся к ненависти. Армия выстояла в 1942-м и 1943-м. А Эренбург и дальше продолжал свое дело взращивания ненависти, став заклятым врагом Геббельса и Третьего рейха. Это не преувеличение. Пропагандистская машина Третьего рейха действительно видела в нем врага, реагируя на его публикации где-то истерично, а где-то профессионально выстраивая «пиар»-защиту. Эренбург продолжал свое дело, ибо немец просто не сдавался. Он не сдавался, даже когда армия вступила на территорию Германии в январе 1945-го. Ненависть наступавших захлестнула и мирное население.

«По дороге на Берлин вьется серый пух перин» – это Александр Твардовский о тех днях. Грабежи мирных немцев, изнасилования женщин, убийства – было все.

«Они, сволочи, хорошо жили, вволю ели, имели скот, огороды, сады и напали на нас, дошли аж до моего города. И нет им пощады за это!» – тогдашнее кредо «идейных» насильников и мародеров.

Старшина Солов был из «идейных». Политотдел 18-й стрелковой дивизии ему даже посвятил целое донесение[38].

8 апреля 1945 г.

…Комсорг роты автоматчиков 424-го стрелкового полка старшина Солов, вступив в разговор с начподивом (начальником политотдела дивизии), пытался доказать, что русских и полек насиловать нельзя, а немок можно. Когда разъяснил ему начподив о неправильности его мнения, он все равно твердил свое, настраивая на это других молодых воинов.

Впоследствии он был разобран на бюро ВЛКСМ, которое приняло решение отстранить его от должности комсорга роты и просить командование послать т. Солова в стрелковую роту.

Будучи уже в стрелковой роте в должности помкомвзвода, т. Солов дрался примерно. Несколько раз подымал в атаку бойцов, а когда выбыл командир взвода из строя, он принял на себя командование взводом, который первым вошел в дер. Брюкк. Только после окончания боя, будучи ранен, т. Солов ушел с поля боя. Командование представило его к ордену Красная звезда.

Солов – типичный случай «идейных» насильников. А «безыдейные» беспредельничали после изрядной выпивки. При этом неважно, кто был этот беспредельщик – сержант, лейтенант или майор – водка равняла всех в отношении женщин. О них тоже было сказано слово. Из вороха многочисленных архивных свидетельств выбираю выступление начальника Политуправления 2-го Белорусского фронта генерал-лейтенанта Окорокова на совещании работников отдела агитации и пропаганды фронта и Главного политуправления Красной Армии о морально-политическом состоянии советских войск на территории противника (протокол совещания, 6 февраля 1945 г.)[39]:

«Я особо хочу выделить вопрос об опасности явлений пьянства, барахольства, насилий, бессмысленных поджогов и т. п. Люди теряют облик воинов Красной Армии, ориентируются на легкую добычу, на легкую жизнь. Насилует сначала немку, а затем насилует и польку. Старший офицер приказывает ему прекратить, а он выхватывает пистолет и убивает офицера. Может ли такой человек самоотверженно бороться? Нет! Опасность этих явлений очень велика. Не случайно Военный Совет и Политуправление фронта с получением первых же сигналов собрали совещание нач. поармов (начальники политотделов армий) и прокуроров. После был издан приказ № 006»[40].

Старый немецкий профессор, осмелев от творившегося, но с интеллигентской деликатностью сказал советскому коменданту города Лаутербург, что в Саксонии:

– У вас симпатичные солдаты, добрый и спокойный народ. Я на своих прогулках много наблюдал за ними. Но ваш пьяный солдат – это ужас…

И комендант, знавший больше этого профессора, чистосердечно признался: «Подвыпивший русский солдат почти так же плох, как трезвый немецкий».

Рисковые слова по тем временам. Но они вышли из-под пера хорошего писателя Эммануила Казакевича в его романе 1958 года «Дом на площади». Уравнять пьяного русского солдата с трезвым немецким, с гитлеровским – на это надо было решиться. Но Казакевич знал, что писал. К концу войны он был офицером разведотдела одной из армий и видел, что творилось в Германии.