Интимная жизнь Ленина: Новый портрет на основе воспоминаний, документов, а также легенд - [11]

— Расчетлива!»

И что же? Похоже, что-то перевернулось в душе преподавательницы, когда она увидела перед собой седую женщину. И она уже не старалась держаться вызывающе, готовая к отпору от любого нападения. Да и не в характере Марии Александровны было нападать. Она всегда предпочитала защищаться, терпеливо выслушивать, если ее в чем-то обвиняли, даже когда не считала себя виновной.

Те же «мещанки» говорили о ней:

— Моду завела: перед детьми извиняться, если что… как перед взрослыми.

Дальше в своем рассказе Вечтомова, как всегда, не жалеет светлых красок:

«Глубоко уважая Илью Николаевича, Вера Васильевна не могла видеть дурное ни в чем, касающемся его и его близких. И сейчас, остановившись перед совершенно седой женщиной, она вгляделась и поняла, что Мария Александровна молода.

А сколько было в ее глазах доброжелательства!

Как женщина, Кашкадамова замечала все житейские мелочи в доме своего учителя (какая многозначность! — Б. О.-К.) и то, что Мария Александровна все время занята уроками с детьми, по хозяйству, в саду (и тогда дети торопились помочь ей). Она заметила, что у няни Варвары Григорьевны комната с отдельным входом, а Мария Александровна живет в проходной. «Как страж — всегда начеку, всегда готова вскочить с постели, открыть дверь, помочь, отозваться», — думала Вера». Да и что еще она могла предпринять, зная характер своего мужа и видя, каким взглядом он всегда провожает Настю. «Железная койка под накидкой с оборками. На комоде — зеркало, свеча в подсвечнике, шкатулка красного дерева и книги, книги, книги… Маленькие томики Гейне, Гете, Доде, Шиллера — все в подлинниках. Тургенев. Новинка — «Война и мир» Толстого! Журналы… У родителей и детей — книги! Вся семья абонировалась в городской Карамзинской библиотеке. Все были равны в этой семье, в которой действительно уважали не только младшие старших, но и старшие младших. Уважали их занятия, их игры, их интересы».

Можно только догадываться, кем бы могла стать Мария Александровна, если бы не это ее заточение, куча детей и блудливый муж.

«В одну из суббот Вера Васильевна услышала, как Саша и Аня стыдили маленькую Олю.

— Обещала и не выполнила! Эх ты! Не написала! Обезьянка!

Малышка покраснела и живо-живо, даже чуть сутулясь, стала взбираться в детскую, помещавшуюся на антресолях, где жили все молодые Ульяновы.

Все, казалось, забыли о маленьком инциденте, когда по лестнице почти скатилась Оля, потрясая листком бумаги. Сегодня, как всегда по субботам, за вечерним чаем должны были читать журнал «Субботник». Редактор его и художник Саша уже приготовил папку с красиво нарисованным названием.

Саша взял листок из рук сияющей сестренки, ничем не выказывая поощрения, только во взгляде его Вера Васильевна заметила промелькнувшую искорку. Быстро пробежав глазами написанное, он положил Олино произведение в папку. Сидевшая рядом Вера Васильевна прочла выведенную кривыми печатными буквами подпись: «Абезьянков». («Обезьянкой» ее в детстве дразнили братья и сестры — Б. О.-К.). «Началось чтение: стихи, рассказ. Саша показывал карикатуры. Под изображением плачущей девочки стояло: «Оля, посылаемая спать».

«Первый день Володи в гимназии» изображал маленького гимназиста, огорченно смотрящего на пустой пакет и на удирающих товарищей, державших в руках пирожки.

Когда Саша начал читать ядовитую критическую статью на рассказ Кубышки на, Володя насторожился. Он впервые слышал разбор произведения, да еще своего. Он перестал жевать булку с маслом, подпер голову рукой и огорченно вслушивался в каждое слово.

Мария Александровна настороженно следила за тем, как менялось выражение лица Володи.

Володя сначала потупился, потом встряхнул вьющимися волосами. Аня молча улыбалась, стараясь скрыть смущение».

Володя пробовал писать рассказы, Аня увлекалась стихами. Что они из себя представляли, можно судить хотя бы вот по этому ее опыту:

Ночь давно уж, все-то дремлет.

Все кругом молчит.

Мрак ночной поля объемлет,

И деревня спит.

Под покровом темной тучки

Спряталась луна.

Нет и звездочек, порой лишь

Чуть блеснет одна.

В хуторке лишь, на крылечке,

Светит огонек,

И за чтением серьезный

Собрался кружок.

Все сидят, уткнувшись в книги,

Строго все молчат,

Хоть Манюшины глазенки

Больно спать хотят.

Хоть кружится, развлекая,

Неустанный рой —

Бабочек, букашек стая.

Что из тьмы ночной

Жадно так стремятся к свету,

Пляшут-вкруг него.

Теплотой его согреты.

Мнят, что вновь вернулось лето.

Что идет тепло.

* * *

Еще один примечательный момент. Володя не столько играл в свои игрушки, сколько ломал их, стараясь заглянуть внутрь: что там? Любил сам делать различные игрушки. Правда, получались они всегда корявыми и тяжеловесными. Но родители никогда не выбрасывали их, без конца расхваливая «творчество» своего чада. По чертежам «Детского чтения» он смастерил ходули, вырезал лодочки, кубики. Но все они ему быстро надоедали.

Впрочем, как пишет Вечтомова, ему «все надоедало, кроме солдатиков. Их он вырезал из плотной бумаги и раскрашивал. Каждый полк был своего цвета. В солдатики играли все — и старшие, и младшие. Сашиными предводительствовал Гарибальди, Володиными — Авраам Линкольн, Гранд и Шерман. У Ани и Оли испанские стрелки воевали против Бонапарта. Это были очень разные дети, а Мария Александровна не подгоняла их души под один средний ранжир, отдавала им только свое главное — любовь к работе, к учению. Не выносила, когда кто-нибудь болтался без дела…».