Интимная жизнь Ленина: Новый портрет на основе воспоминаний, документов, а также легенд - [10]

Вот тут в покушении Александра на Александра возникает некий акцент — Александр Ульянов видит в своем поступке не покушение на жизнь, а дуэль. Благородный, чуткий и честный Александр Ульянов видел в царе противника? Он хотел исполнить долг чести?..

Иван Федорович Попов говорил мне, и не раз (у него была привычка пожилых людей повторяться), что Инесса Арманд развивала тему так: после смерти отца, в 1886 году, Александр, разбирая тайные бумаги покойного, наткнулся на документ, касающийся пребывания при императорском дворе девицы Марии Бланк — то ли пожалование материального характера на новорожденного, то ли письмо, раскрывающее тайну.

Александр поделился открытием с Анной, которой эта бумага лично касалась. И оба поклялись отомстить. Жажда мести привела их к народовольцам, чьи идеи совпали с их намерениями. Но Александр не хотел впутывать сестру и в решающий момент отстранил ее от задуманного акта. Против Анны улик не было, ее отпустили».

Возможно, насчет улик Васильева и ошибается. Они могли быть, при желании их не трудно было найти, но вопрос в том, захотел ли царь ими воспользоваться?!

Смерть брата очень потрясла Ленина. И ему уже приходится мстить и за него, и за мать. Ненависть лично к царю вскоре разрастается ко всему окружению императора, к целой государственной системе. Благо, почва для этого в то время в России была благоприятная.

Невероятно? Отчасти. Необходимо знать характер этого невероятно жестокого человека, фаната, вампира, которого преграды, что стояли на пути к поставленной им цели, только окрыляли, придавали ему силы.

Он видел цель, он бежал, он торопился к ней, подчиняя своему влиянию всех, кто встречался на его пути: родных, близких, друзей, знакомых, просто первых встречных.

Тех, кто не поддавался его влиянию, он просто уничтожал, он расправлялся с ними жестоко и хладнокровно.

Но об этом разговор еще впереди.

А пока что оставим историю с фрейлиной Марией Бланк под большим вопросом и вернемся к Марии Ульяновой, тихой, скромной, задумчивой женщине.

Да вот еще что. Это, собственно, тоже будет хорошо видно из дальнейшего повествования. Я не раз задумывалась: при всем при том, уж больно благосклонен был царь к семье Ульяновых. И в своей смерти Александр прежде всего повинен сам, и остальные его братья и сестры за свою революционную, а по меркам того времени, так преступную деятельность могли бы пострадать куда больше. Могли, но… Почему?

Пока нет ответа…

* * *

Беспутная жизнь Ильи Николаевича, а также, в сущности, самое что ни есть заточение в своем доме Марии Александровны, одиночество, вечное подозрение мужа в измене, не могли не пройти для нее бесследно. И хотя внешне она пыталась оставаться все такой же спокойной, даже веселой, но такая жизнь не могла не сказаться на ее здоровье.

Калашников, который занимался в доме Ульяновых подготовкой детей, рассказывал, что он никогда не видел, чтобы дети в этом доме плакали, хотя и дрались иногда, и ушибались. Но однажды он застал Сашу в слезах. Все в доме было необычно: Варвара Григорьевна с Настей разговаривали слишком громко на кухне, а в столовой на стуле валялось что-то белое, видимо, брошенное второпях. Около закрытой двери в комнату Марии Александровны стоял Саша и плакал: оказалось, заболела мать.

Несколько дней в доме все ходили как потерянные. И только Володя и Оля громко кричали, прыгали, резвились, словно ничего и не случилось. Но Мария Александровна справилась со своей болезнью. Когда она в первый раз вышла из своей комнаты в столовую, еще слабая, но старающаяся держаться, как обычно, Калашников, глянув на нее, даже вздрогнул от неожиданности. Он понимал, что это неприлично, но не мог отвести глаз от ее ставших совершенно седыми волос. А Мария Александровна, вспоминал Калашников, немного нахмурясь, пригладила прическу обеими руками — от пробора к тяжелому узлу на затылке. Руки ее чуть-чуть дрожали.

Володя, и Оля, и Саша не заметили, как вошла мать.

— А вот и неправда! Калоши могут летать! — пятилетний Володя захохотал и ловко сбросил со своей ноги калошу так, что она полетела в гостиную.

— А моя дальше! — закричала Оля и туда же отправила свою калошу.

— Придут мама и папа — достанется вам. Варвара Григорьевна только что пол вымыла, — пытался утихомирить малышей Саша.

Но удержать их было уже невозможно — надо было знать характер Володи и Оли. В столовую полетели калоши, сапоги, валенки, задевая недавно обитый яркой материей диван, пачкая блестящий пол.

Мария Александровна подняла брови. Негромко, не сердясь, сказала:

— Пустяки какие делаете. Приберите скорее. Это ненужное… — и чуть поморщилась.

А вскоре состоялась и встреча Марии Александровны с Верой Васильевной Кашкадамовой, которая, говорят, не без помощи Ильи Николаевича, была назначена преподавательницей женского начального училища.

Небезызвестная Вечтомова рассказывает:

«Она старалась держаться солидно. Часто краснела. И от этого еще ярче блестели ее круглые глаза. Без необходимости теребила черные часики на шнурке, то и дело вынимая их из-за широкого пояса с пряжкой.

Ей говорили о Марии Александровне, поджимая губы, досужие мещанки: