Интервью - [2]

* * *

…что с диктофоном?

В современной технике есть что-то трогательное, мне кажется. Она так по-человечески не надёжна… Не совсем сдох? Работает? Вот и хорошо.

На чем мы остановились? Если не ошибаюсь, ты спросил, как дошел я до жизни такой, да? Ну так вот, я до нее не доходил. Я в нее родился, так же, как и ты. Только я родился вампиром, а ты — человеком.

Я хотел бы тебя попросить: забудь этот бред про бродячих мертвецов, ладно? Уже не Темные века, пора чуточку разгрузить мозги от идиотских суеверий. Ты, друг мой, разговариваешь с вполне живым. Не таким, как ты, но я, уверяю тебя, точно не привидение, не превращаюсь в летучую мышь и не прохожу через стены. Видишь, вот. Существо во плоти.

И глупо было бы устраивать тебе комедию или клоунаду. Я уже давно вышел из того возраста, когда подростки выпендриваются.

Возраст? Триста сорок один год. Это совершенно нормальный возраст, я даже не старый по нашим меркам. Мы долго живем. Вернее, мы просто вообще не умираем естественной смертью. Право, жаль, что ты не можешь спросить Дью, в смысле, профессора Дьюхарта Шерли, он бы отлично тебе объяснил, почему. Он дивно умел объяснять простыми словами очень непростые вещи. А я лекций по биологии никогда не читал, потому боюсь запутаться в жаргоне и всяческих биологических сложностях, которые тебе совсем ни к чему. И твоим читателям ни к чему, правда? Они же любят про паранормальные явления?

Хорошо, хорошо. Вкратце и по-дилетантски. Видишь ли, у нас совершенно потрясающая память клеток. Мы все время восстанавливаемся. До созревания, то есть, лет до тридцати, организм еще меняется, растет потому что, а потом все, перестает меняться навсегда, только бесконечно регулирует сам себя в тонких частностях. Ты знаешь, наверное: шрам — это сбой регенерации, морщина — это сбой роста соединительной ткани, не говоря уже о всяких старческих болезнях износа тела и прочих маразмах. У моих сородичей такого не бывает. Ресурс постоянно возобновляется, причем возобновляется без изъянов, что характерно. Вдобавок — стремительная регенерация, раз в пятьдесят быстрее, чем у прочих живых существ, плюс выносливость. Мы, разумеется, устроены попроще, чем люди — твердой пищей не питаемся, а для того, чтобы усвоить кровь, кишечник почти не нужен — зато куда эффективнее. Другой человеческий профессор-биолог, Дилан Эгг, во время оно, когда рассматривал нашу ДНК, верещал от восторга: «Восхитительно, они — просто живой вечный двигатель!» Это он покушался геропротектор делать из нашей крови, видишь ли. Эликсир бессмертия искал для стада, а себе, вероятно, уже памятник нерукотворный воздвигал. Ученый… Объем памяти потрясающий, аналитические способности — тоже, а обычный здравый смысл отсутствует напрочь. Не додумался до совершенно примитивной вещи: у стада же инстинкт, оно же не размножаться не может. Дай ему возможность жить подольше — оно так расплодится, что само себя жрать начнет. Вообще-то человечество и так само себя жрет, но будет хуже.

Хорошо, что у него вовремя сердечко скисло. Я уже совсем собирался его выследить и убить. Только убить, разумеется, а не выпить. Нужен он мне в качестве пищи с его подагрой и геморроем! Я никак не мог принять его теорию. Когда мало людей — это плохо, слов нет, охотиться сложно и накладки бывают всякие разные… но когда много — все гораздо хуже. Ты ведь, вероятно, и сам понимаешь: толпа в ярости — хуже землетрясения. Люди вообще добыча опасная, я их хорошо знаю, нахлебался. Трусливая добыча, совсем простая — но опасная. А скажи им — обижаются. Твоим сородичам, дружище, всю вашу историю хочется думать о себе, как о хозяевах мира — но тут уж мы никогда не мешали. Пусть думают. Здоровей будут.

Что дальше? Так-таки настоящей биографии хочешь?

Ты все-таки очень забавный. Зачем твоим читателям эта скучища? Это же было давным-давно, кому может быть интересно? Твое поколение ведь старых книжек не читает, старых картинок не смотрит, ему бы что-нибудь свеженькое и попроще, чтобы случайно мозги не перетрудить… Ну — ладно, если хочешь. Как там положено у людей?

Допустим так. Я родился триста с небольшим лет назад, в руинах баронского замка на севере Каита, в милом местечке под названием Золотой Лес. Это там, где сейчас громадный автомобильный завод, фирма «Ураган», рекламный слоган «Домчишься быстрее ветра!». Никакого леса, конечно, уже и в помине, тоже зарождается мегаполис — но тогда были совершенно дикие, прекрасные места. Матушка, Исабель, Прекрасная Смерть, до меня жила среди людей, тут у вас, в Хэчвурте — паршивенький, грязный, но уже довольно крупный был городишко — мной рисковать побоялась, покинула город, охотиться ходила за тридцать миль. Очень осторожничала, чтобы никто из людей наше жилище не выследил. Своего отца, его звали Мэланор, Черный Ветер, я никогда не видел. Мы одиночки, никогда стадом не живем — только мать с потомством, да и то лишь пока потомство учится добывать пропитание. Я оказался способным ребенком, рано начал — оставил ее, когда еще двадцати не исполнилось. Неловко, знаешь ли, было сидеть у матушки на шее, вынуждать ее убивать за двоих. Хотел себе доказать, что и сам справлюсь, а матушка меня поощряла. У нас совершенно здоровые инстинкты. Нас очень немного. Мы размножаемся очень редко. И охотничьи угодья делятся четко — никогда не пересекаются, иначе не избежать склок и сведения счетов, а оскорблять себе подобных мы не выносим.