Интерфейс - [37]

Умом Мел понимал, что эти люди носили короткие джинсовые куртки потому, что те не стесняли движений при работе; он понимал также, что их обитающие в моллах жены наряжались в тренировочные костюмы и кроссовки исключительно из-за их удобства. Но Мелу все они казались детьми. Не потому, что Мел был сноб. Просто он был из Чикаго, а эти люди составляли совершенно отдельную культурную, политическую и экономическую общность, которая называлась «штат».

Чтобы наладить сотрудничество между двумя столь различными сообществами, требовалось участие некоего эквивалента дипломатов – то есть людей, которых когда-то давно и в другом контексте описывали так: «те, кто едет за границу, чтобы лгать ради родины». Внутрииллинойскими дипломатами являлись старые семейные адвокатские конторы больших и малых городов штата. Эти профессионалы были лишены чувства причастности, способного вызвать желание убивать ради своих клиентов. Вместо этого они смотрели на жизнь в терминах игры с ненулевой суммой, если такая вообще существует в природе.

В Чикаго было около сотни семей вроде Мейеров, занимавшихся польской, словацкой, ирландской, украинской, венгерской и даже англосаксонско-протестантской частями города, которые с помощью легальных и нелегальных средств держали границу между двумя Иллинойсами открытой. Это была, вероятно, честнейшая и самая профессиональная гильдия в Иллинойсе, и Мейеры являлись ее гроссмейстерами. Давид, сын Шмуэля Мейеровича и консервативный еврей, обладал достаточной честностью и профессионализмом, чтобы снискать доверие даже самого нетерпимого деревенского законника. Целые поколения адвокатов из Каира, Куинси, Мэйкомба, Декейтора и Пекина (родины «Бойцовых Китаез»{19}) знали, что на слово Мейеров всегда можно положиться. Поэтому неудивительно, что Коззано познакомились с Мейерами, а познакомившись, тут же заключили союз.

С тех пор представители разных поколений Мейеров намотали бесконечное количество миль по этим дорогам. Шмуэль обычно ездил на поезде по «Иллинойс Сентрал», а Давид курсировал по федеральной трассе 45 в величественных кадиллаках и линкольнах пятидесятых и шестидесятых годов; Мел жег полотно шоссе 57 на «ягуарах» и «мерседес-бенцах».

У Мела был свой собственный «Чекпойнт Чарли»{20}, личная граница между Чикаго и штатом. Он проезжал мимо него каждый раз, когда выбирался из сердца города на шоссе 57. Он располагался в одном из пригородов, название которого Мел так и не потрудился выяснить, там, где трафик начинает наконец рассасываться. Это была новомодная водонапорная башня в форме леденца на палочке. Она была выкрашена в ярко-желтый с намалеванным улыбающимся лицом. Когда Мел видел проклятую ухмылку, то понимал, что оказался на враждебной территории. Идеальная плоскость земли в штате по-своему потрясала и вызывала благоговение не меньшее, чем Великий Каньон или Хаф-Доум{21}. Сколько раз он ее видел, столько раз поражался. Первопоселенцы явились сюда, чтобы обнаружить не размеченную геометрическую равнину; все, что поднималось над ней, было творением человеческих рук. Когда Мел первый раз попал в эти места, это были главным образом элеваторы, водонапорные башни и трибуны, окаймлявшие футбольные поля колледжей. Эти артефакты никуда не делись, но в нынешние времена самыми заметными сооружениями стали релейные вышки микроволновой связи – тонкие сетчатые мачты, растущие на бетонных фундаментах посреди кукурузных полей, поддерживаемые тросовыми растяжками и увенчанные цилиндрическими антеннами. Каждая антенна глядела через несколько миль прерий на следующую. С их помощью телефонные вызовы сновали по этой стране туда-сюда. Мачты торчали повсюду, покрывая страну невидимой, но частой сетью высокоскоростных соединений, однако в других местах оставались незаметными. В городах они прятались на крышах зданий, а в холмистых районах венчали вершины сопок, где их было не найти, если не знаешь, куда смотреть. Но здесь телефонным компаниям приходилось обходиться без зданий и холмов, и невидимая сеть вдруг становилась зримой. И не просто зримой – она была самой бросающейся в глаза особенностью ландшафта. Пролетая сквозь прерии по 57-му, четыре полосы которого были прямы, как струны банджо, и глядя на вышки, Мел гадал, не обладает ли Иллинойс некой магической особенностью, которая позволит выявить еще одну сеть – сеть, которая пряталась в узлах современного мира настолько искусно, что Мел был даже не вполне уверен в самом ее существовании.

Коззано поманил Мела в дома и выкатился в гостиную.

– Привет, Вилли. Как ты? – сказал Мел, входя в дверь.

Он бросил стопку газет Коззано на колени: сверху лежал номер «Файнейшнл Таймс», и Коззано видел красный уголок «Экономиста», торчащий из-под него. Мел хлопнул Коззано по плечу, стянул толстое кашемировое пальто и, не задумываясь о том, что оно стоит примерно как небольшой автомобиль, швырнул его на софу набираться собачьей шерсти.

– Что это за говно по телевизору? – спросил он. Он подошел в ящику и принялся нажимать кнопки, пока не нашел CNBC. Затем он прикрутил звук, чтобы не мешал разговаривать.