Интегрировать свет - [126]

Я вгляделась в машины, остановившиеся на дороге, в яркую подсветку домов, в далёких прохожих в пуховиках, замерших, будто не в силах сделать следующий шаг. С изумлением ощутила, как ностальгически щемит в груди. Остро осознала: ещё чуть-чуть — и я смогу вернуться к прежней жизни. К Сашке, Дэвиду, инету, компу, кино, игрушкам. К бежевому замку МГУ, витражам в метро и улочкам родной столицы. К созданию искусственного интеллекта. К отцу, которого простила даже мама — и, пожалуй, теперь смогла бы простить и я…

Только теперь, после всего, что я пережила в Риджии, одиночество пустой квартиры больше не будет так меня пугать.

А следом я осознала, что и правда смогу это сделать. Этот шаг.

Потому что я действительно скучала по дому.

— Проход открыт. Дело за тобой, — Лод протянул мне руку. — Спасибо за всё, Снезжана.

Пора прощаться.

Рукопожатие вышло коротким и сухим.

— И тебе, — я облизнула пересохшие губы. — Надеюсь, у вас всё получится.

— Надеюсь, — глаза колдуна оставались бесстрастными. — Иди. Времени мало.

Почти выдернув ладонь, отошёл в сторону, выжидающе скрестив руки на груди, спокойно сложив пальцы на предплечье; и, отвернувшись от него, я ступила вперёд. К самой границе цветного марева, притормозив в шаге от прорехи.

Всего шаг…

…одно обещание, Белая Ведьма…

Я вспомнила слова Фаника. Честно вспомнила.

Наконец поняла — всем сердцем, всей душой — что, если сделаю этот шаг, то навсегда оставлю всё это. Обращу просто ещё одним сном. Книги заклинаний, колдовские цветы, волшебные города. Эльфов, дроу, магию. Всех, кого здесь повстречала, и того, кто ждёт за моей спиной — тоже.

Но если не сделаю, искать другую прореху необходимости не возникнет. Потому что, отложив возвращение на потом, я попрощаюсь с ним. По многим причинам.

Включая ту, что таких благоприятных обстоятельств, как сейчас, у меня больше не будет.

Я смотрела на неоновые огни по ту сторону, почти чувствуя, как их отблески играют на моём лице. Пауза между двумя ударами сердца, отсчитывавшими секунды, тянулась бесконечно.

Давай, Белоснежка. Ты ничего не теряешь. Если ты не готова оставить всё это, твой шаг закончится не у колонны Казанского, а на этой же зелёной травке этого же островка. Только и всего.

Я сжала кулаки.

Я напрягла мышцы, готовясь оторвать ногу от земли.

И не смогла.

Навсегда…

…давай. Давай! Ну же, тряпка! Собираешься всю свою недолгую жизнь коротать в мирке, полном распрей, грязи и крови, вдали от цивилизации и всех её благ? Выберешь мужчину, которому ты не нужна, компашку нелюдей, которые прекрасно обойдутся без тебя, и какую-то псину? Выберешь чудеса, на которые сможешь любоваться только со стороны, и магию, которой у тебя всё равно нет? Выберешь мифическую роль серого кардинала, на которую так мало шансов, полную риска, политики и неоднозначных решений — вместо гарантии тихой и сытой жизни в работе с твоими любимыми прогами, цифрами, кодом и железом?

Давай…

Мгновения растягивались в бесконечность. Ногти до боли вонзались в кожу.

…давай…

Я смотрела на дверь в зимний Питер, ждавший меня. На дверь домой.

Потом всё же оторвала ногу от бархатной зелени густой травы.

Всего один шаг. Всего один шанс. Всего один выбор.

Всего один.

Всего…

…ДАВАЙ.

Я зажмурилась.

И, отшатнувшись от прорехи, рухнула на траву. Упав на колени, зажав рот рукой — в судорожной попытке не рассмеяться.

Прикусила костяшку указательного пальца, считая степени девятки — в судорожной попытке не зарыдать.

За свою слабость. За плевок на свою гордость. За то, что в последний миг порушила всю игру, которую так тщательно выстраивала. За то, что даже не попыталась вернуться к тому, к чему хотела вернуться; за то, что не смогла отказаться от всего, к чему так быстро, так бессмысленно привязалась.

Когда я открыла глаза, прореха уже исчезла. Оставив мне любоваться мраморными развалинами трёхсотлетней давности.

И отчаяние, заставившее вновь зажмуриться.

Прощай, дом, милый дом. Прощай, Сашка. Прощай, Дэвид.

Прости, что твоя мама оказалась слабовольной, сентиментальной, безнадёжной кретинкой…

Но истерика, готовая прорваться слезами или хохотом, растворилась в удивлении: в тот момент, когда тёплые руки заставили меня уткнуться носом в чужое плечо, пахнущее снегом, книгами и полынью.

— Прости, — шёпот Лода согрел кожу на виске. — Прости, что заставил тебя пройти через это.

Он обнимал меня, опустившись на колени рядом со мной — и я моргнула, пытаясь понять, что происходит.

Заставил? Пройти? О чём он?

Зачем?

— Идём, Сноуи. — Подхватив меня на руки, Лод встал. — Пора домой.

Я не сопротивлялась. И ничего не сказала. Лишь обвила его шею руками, держась крепче.

Мне было ясно только одно: судя по лёгкой дрожи, которую я ощущала в его пальцах, моя потеря всё же не была бы для него невелика. А остальное вскоре выяснится. Либо расскажет он, либо догадаюсь я.

Как всегда.

По возвращении мы долго молча лежали в его постели. Просто лежали рядом, обнявшись. Я ничего не спрашивала, он ничего не объяснял; но пока он, касаясь губами моей макушки, легко и нежно перебирал мои волосы, ко мне потихоньку, понемножку возвращалось душевное равновесие. Даже мысли, что мы не имеем права на эти объятия, не могли его поколебать.