Интеграция и идентичность. Россия как «новый Запад» - [14]

Бывшие социалистические страны рассматривали присоединение к Западу как свое «возвращение в Европу». Пребывание в советской зоне влияния никогда не было особенно популярным в обществе и среди элит. Запад привлекал свободой и демократией, но еще больше – гораздо более высоким жизненным уровнем. Сразу после 1989 г., когда западные лидеры, занятые проблемой воссоединения Германии³³, еще не думали о расширении своих институтов, элиты Центральной и Восточной Европы сознательно взяли курс на западную интеграцию. Этот курс нашел широкую общественную поддержку. В то время как элиты заботили геополитика и повышение собственного международного статуса, общество рассчитывало прежде всего на рост благосостояния.

Помимо расширения состава западного общества с окончанием «холодной войны» изменилась и его структура. В 1941–1945 гг. США и Британская империя еще формально сотрудничали на равноправной основе (отношения на уровне Рузвельт – Черчилль, в рамках Объединенного комитета начальников штабов), но с окончанием войны ослабление Великобритании не оставило Лондону надежд на большее, чем «особые отношения» с лидером – США. Смена Вашингтоном Лондона в качестве гаранта безопасности Греции и Турции в 1947 г. стала символической точкой отсчета единоличного доминирования США, а Суэцкий кризис 1956 г. окончательно похоронил претензии Великобритании (и Франции) на самостоятельную роль первого плана в рамках коллективного Запада. Несмотря на быстрое восстановление экономической мощи, Германия и Япония на протяжении всего периода «холодной войны» находились в подчиненном положении политических карликов. Доминирование США в структурах и институтах Запада являлось абсолютным и безусловным вплоть до начала 1970-х годов.

Травма вьетнамской войны вызвала кризис внешней политики США и побудила американское руководство позаботиться о подключении ведущих союзников к участию в управлении международным обществом. В 1970– 1980-е годы это происходило в рамках концепции трилатерализма – распределения бремени и проведения консультаций между США, странами ЕЭС и Японией при сохранении американского лидерства. Тенденция к формированию более равновесной конструкции была остановлена – практически одновременно – кризисом японской экономической и политической модели и самоликвидацией советского блока. Из ведущей державы Запада США превратились в единственную мировую сверхдержаву.

Параллельно беспрецедентному возвышению США развивалась тенденция к конституированию европейского центра силы в рамках Европейского союза. Признаки грядущего дуализма США – ЕС появились еще в начале 1990-х годов, но тогда европейцы оказались морально и политически не готовы следовать собственным декларациям. Это подтвердили Боснийский и Косовский кризисы. С другой стороны, введение евро в качестве единой европейской валюты, первые шаги на пути формирования европейской политики в области безопасности и обороны, общей внешней политики и Конституции ЕС (несмотря на отрицательный исход референдумов во Франции и Нидерландах в 2005 г.) обозначили долгосрочные устремления Европы.

Радикальное изменение распределения силы и влияния в мире – прежде всего возвышение азиатских гигантов Китая и Индии, а также подъем таких стран, как Бразилия, Индонезия и ЮАР, – приводит некоторых аналитиков к выводу, что в мире XXI столетия такие понятия, как Восток и Запад, Север и Юг, неприсоединившиеся государства и члены военно-политических альянсов, развитые и развивающиеся страны, устаревают³⁴. Этот вывод не вполне корректен. Содержание и объем перечисленных понятий действительно изменяются, но все они – за исключением исчезнувшего как политическое целое Востока – сохраняют значение, и прежде всего Запад, который, конечно же, также меняется.

Налицо несколько противоречивых тенденций. Во-первых, феномен расширяющегося Запада. В широком плане речь идет о глобальном – Восточная Европа, Латинская Америка, ряд стран Азии – распространении институтов либерализма, демократии, рыночной экономики, гражданского общества³⁵. В более узком плане – о расширении институтов коллективного Запада – НАТО, ЕС, системы союзов США. Оба процесса оказались настолько успешны, несмотря на очевидные проблемы, что называть расширяющееся общество западным в географическом и цивилизационном отношении становится все труднее. Можно принять (хотя и с оговорками) тезис о возвращении в Европу (иначе говоря, в лоно западной цивилизации) католических и протестантских стран Центральной Европы и Балтии. Однако большая часть Балкан, страны новой Восточной Европы (прежде всего Украина) и Южного Кавказа (Грузия), которые тяготеют к НАТО и ЕС, Западом в культурном смысле никогда не были. Чем шире круг стран «нового Запада», тем менее «западным» в культурно-цивилизационном отношении является новое сообщество.

Во-вторых, феномен разделяющегося Запада. После кризиса в трансатлантических отношениях 2003 г. вопрос о том, существует ли еще Запад как единое целое, стал задаваться повсеместно. Представляется, однако, что вопрос сформулирован некорректно. Дело не в том, что политического Запада больше нет, а в том, что он перестал быть единым. Атлантический океан уже не только связывает, как в годы «холодной войны», но и разделяет. Это не трагедия, а нормальное состояние, определяющееся различием интересов компонентов современного международного общества. Исторической аберрацией была как раз «холодная война», когда доминировал единственный интерес выживания Запада и его институтов в противостоянии с Советским Союзом и международным коммунизмом. Расширяющийся и при этом разделяющийся Запад, однако, остается целостным, интегрированным обществом. Что же объединяет его членов?