Институт сновидений - [50]

Шрифт
Интервал

Текст не меняйте.

Вот такой листочек. На бумаге в клеточку. Написанный под копирку.

Он почему-то Виктора Ивановича даже позабавил. Жалко, не было соседей – он бы им показал. Ну да все это старухи, дуры поганые!

То все святые письма шли, а теперь вот – счастье. На блюдечке, значит.

Интересно получается. Даже бабки стали за счастьем гоняться. Да все б им забесплатно. Переписал двадцать раз – и получай миллион. Как Конан-Дойль. И все б им через чудо да в рай въехать… А чудес не бывает, нет – это он твердо знал. Все надо своими ручками заработать. Что потопаешь, то и полопаешь. Да!

Но листочек не выбросил – покажет на турбазе – вместе и посмеются. Или бабке Лещевой отдаст – пускай счастье ловит. Ведь всё на жизнь жалуется да на сына. Сын пьет, жена его тоже, а бабка Катя пожалеет-пожалеет их одну неделю, а другую клянет, потом опять – жалеет, потом опять – клянет. Так и существуют, и все больше на скамеечке около дома – языком с прохожим зацепится, поплачет, поругает горе свое злосчастье – день прошел. А сама ж сына воспитывала – с детских лет по колониям. Где ж там внукам нормальным вырасти – туда ж, куда и папка, глядят.

Точно, ей и подарит – распространит. Деревенские, конечно, в эту чепуховину верят. Им что ни скажи – они во все верят. В сны – верят. В дурной глаз. В наговор. В то, что если попадья покадит – утопленники всплывают. В НЛО.

НЛО – это особая тема, любимая у Виктора Ивановича. Любит он о пришельцах поговорить у костра, посбивать спесь с московских и ленинградских грамотеев. Они ему даже из газеты факты приводят, а он их знанием физики – нет таких законов, чтоб больше скорости света объект передвигался! И законами, законами их, а они ж законов не знают – только трепаться горазды. А что в газете, так все журналисты на одно лицо – вторая в мире древнейшая профессия, а первая – блядь, конечно.

Журналисты… Был у него в походе один – только водку жрал да уху наворачивал, а работать – ни-ни – не заставишь. Он бы небось тоже в такое письмо поверил. А что в нем логики никакой – это им не важно. Мистику, понимаешь, Виктор Иванович не сечет. А как он их погнал через Озеро, специально под дождем погнал, так заохали. И еле выплыли. Попугал, что надо, почище всякой мистики! Потом благодарили – до конца заезда вспоминали, как он их спас. Вот, ей-богу, умора.

Виктор Иванович вспомнил того журналиста и так поднял себе настроение. И покатил, педалей не замечал, и уже у самой турбазы, У въезда в деревню, опять про письмо вспомнил. Увидал бабку Катю Лещеву – как всегда, сидела на скамеечке, поглядывала за внучками. И те, как всегда, грязные, замурзанные, все в глине перепачкались – танки лепят. Конечно, когда родители пропивают– игрушки хоть из глины лепи. А что писать в третьем классе не умеют – это не беда. Где ж, правда, в таком хлеву детей вырастишь.

Увидал бабку, передал ей письмо – ей теперь на всю ночь работы – тоже ведь еле по слогам, как курица лапой. А бабка, дура, обрадовалась. Все благодарила, все кланялась вслед. И он над ней посмеялся.

А потом и посыпалось – как на турбазу въехал. Первым делом его директорша отчитала, что на складе осталось вчера незакрытым окошко – стащили четыре спальника и палатку. Хорошо, умилостивил, обещала не вычитать – напомнил ей, как во время ревизии прикрыл ее с бельем. Ведь все тащат, а он хоть бы гвоздь унес – только приносит. И все Плейшнер виноват.

Пошел окно смотреть. Оказалось оно с трещиной – вынули половинку, щеколду отодвинули и ведь потом на место поставили, скоты. Принялся стекло вставлять – порезался. И здорово – обплевался кровью, пока унял, усосал палец.

Потом и сыночек заявился. – Папка, здорово, это мы в поход ходили, ты не сердись.

Припер рюкзак. А в нем вся недостача. Они с друзьями решили отпраздновать окончание учебного года. И мама им разрешила идти в ночевку!

И ведь залез – знал, где взять. Плохое не тронул, самые лучшие спальники отобрал и лучшую палатку! И нет, чтоб к отцу домой зайти, спросить. Не хотел срываться – не выдержал. И ремнем его, ремнем – пускай знает! И особенно досадило, что ничего не понял – зубы сжал, не пикнул (это молодец – его сын!), а уходя, в душу плюнул: «Жмот проклятый!» Бросил – и бежать.

Это он-то жмот! Этого уж не стерпеть было. Сел на велосипед – догнал у самой деревни. Остановил поговорить.

Долго они беседовали, все по дороге взад-вперед ходили. Все больше он говорил – сына стыдил. Ну устыдил вроде, пацан разревелся. Пришлось дать ему сорок рублей на те мокасы кооперативные. Ведь давно мечтал парень, а у него деньги на пятидесятилетие отложенные невоспользованными остались.

Так замирились. Пошел на турбазу, взялся крышу на домике поправлять – толь перекладывал. Внизу музыка играет, все, кто с ним в поход ходили, его и не замечают – он сидит наверху, молоточком тюкает. Потом в столовой поел, повариха его накормила. В моечном поел, пристроился у столика, в зал не пошел, ну их всех!

А во второй половине дня – на мыс. На Озеро глядеть. Посидел – отошел душой. Совсем уже на природу настроился, так нет, та женщина, что с москвичом изменила – идут в обнимочку, он в плавках, она в купальнике, хохочут. Хорошо – опередил, успел в кустах спрятаться. Сел в кустах, а там сучка турбазовская лежит – Нюрка. Отдыхает. В тень забралась. Только что с мыса видел, как она с деревенским кобелем сцепившись бегала, а теперь в тенек забилась.


Еще от автора Пётр Маркович Алешковский
Как новгородцы на Югру ходили

Уже тысячу лет стоит на берегах реки Волхов древнейший русский город – Новгород. И спокон веку славился он своим товаром, со многими заморским странами торговали новгородские купцы. Особенно ценились русские меха – собольи куньи, горностаевые, песцовые. Богател город, рос, строился. Господин Велики Новгород – любовно и почтительно называли его. О жизни древнего Новгорода историки узнают из летописей – специальных книг, куда год за годом заносились все события, происходившие на Руси. Но скупы летописи на слова, многое они и досказывают, о многом молчат.


Крепость

Петр Алешковский – прозаик, историк, автор романов «Жизнеописание Хорька», «Арлекин», «Владимир Чигринцев», «Рыба». Закончив кафедру археологии МГУ, на протяжении нескольких лет занимался реставрацией памятников Русского Севера.Главный герой его нового романа «Крепость» – археолог Иван Мальцов, фанат своего дела, честный и принципиальный до безрассудства. Он ведет раскопки в старинном русском городке, пишет книгу об истории Золотой Орды и сам – подобно монгольскому воину из его снов-видений – бросается на спасение древней Крепости, которой грозит уничтожение от рук местных нуворишей и столичных чиновников.


Рыба. История одной миграции

История русской женщины, потоком драматических событий унесенной из Средней Азии в Россию, противостоящей неумолимому течению жизни, а иногда и задыхающейся, словно рыба, без воздуха понимания и человеческой взаимности… Прозвище Рыба, прилипшее к героине — несправедливо и обидно: ни холодной, ни бесчувственной ее никак не назовешь. Вера — медсестра. И она действительно лечит — всех, кто в ней нуждается, кто ищет у нее утешения и любви. Ее молитва: «Отче-Бог, помоги им, а мне как хочешь!».


Жизнеописание Хорька

В маленьком, забытом богом городке живет юноша по прозвищу Хорек. Неполная семья, мать – алкоголичка, мальчик воспитывает себя сам, как умеет. Взрослея, становится жестоким и мстительным, силой берет то, что другие не хотят или не могут ему дать. Но в какой-то момент он открывает в себе странную и пугающую особенность – он может разговаривать с богом и тот его слышит. Правда, бог Хорька – это не церковный бог, не бог обрядов и ритуалов, а природный, простой и всеобъемлющий бог, который был у человечества еще до начала религий.


Владимир Чигринцев

Петр Алешковский (1957) называет себя «прозаиком постперестроечного поколения» и, судя по успеху своих книг и журнальных публикаций (дважды попадал в «шестерку» финалистов премии Букера), занимает в ряду своих собратьев по перу далеко не последнее место. В книге «Владимир Чигринцев» присутствуют все атрибуты «готического» романа — оборотень, клад, зарытый в старинном дворянском имении. И вместе с тем — это произведение о сегодняшнем дне, хотя литературные типы и сюжетные линии заставляют вспомнить о классической русской словесности нынешнего и прошедшего столетий.


Рудл и Бурдл

Два отважных странника Рудл и Бурдл из Путешествующего Народца попадают в некую страну, терпящую экологическое бедствие, солнце и луна поменялись местами, и, как и полагается в сказке-мифе, даже Мудрый Ворон, наперсник и учитель Месяца, не знает выхода из создавшейся ситуации. Стране грозит гибель от недосыпа, горы болеют лихорадкой, лунарики истерией, летучие коровки не выдают сонного молока… Влюбленный Профессор, сбежавший из цивилизованного мира в дикую природу, сам того не подозревая, становится виновником обрушившихся на страну бедствий.


Рекомендуем почитать
Шоколадка на всю жизнь

Семья — это целый мир, о котором можно слагать мифы, легенды и предания. И вот в одной семье стали появляться на свет невиданные дети. Один за одним. И все — мальчики. Автор на протяжении 15 лет вел дневник наблюдений за этой ячейкой общества. Результатом стал самодлящийся эпос, в котором быль органично переплетается с выдумкой.


Воспоминания ангела-хранителя

Действие романа классика нидерландской литературы В. Ф. Херманса (1921–1995) происходит в мае 1940 г., в первые дни после нападения гитлеровской Германии на Нидерланды. Главный герой – прокурор, его мать – знаменитая оперная певица, брат – художник. С нападением Германии их прежней богемной жизни приходит конец. На совести героя преступление: нечаянное убийство еврейской девочки, бежавшей из Германии и вынужденной скрываться. Благодаря детективной подоплеке книга отличается напряженностью действия, сочетающейся с философскими раздумьями автора.


Будь ты проклят

Жизнь Полины была похожа на сказку: обожаемая работа, родители, любимый мужчина. Но однажды всё рухнуло… Доведенная до отчаяния Полина знакомится на крыше многоэтажки со странным парнем Петей. Он работает в супермаркете, а в свободное время ходит по крышам, уговаривая девушек не совершать страшный поступок. Петя говорит, что земная жизнь временна, и жить нужно так, словно тебе дали роль в театре. Полина восхищается его хладнокровием, но она даже не представляет, кем на самом деле является Петя.


Неконтролируемая мысль

«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.


День народного единства

О чем этот роман? Казалось бы, это двенадцать не связанных друг с другом рассказов. Или что-то их все же объединяет? Что нас всех объединяет? Нас, русских. Водка? Кровь? Любовь! Вот, что нас всех объединяет. Несмотря на все ужасы, которые происходили в прошлом и, несомненно, произойдут в будущем. И сквозь века и сквозь столетия, одна женщина, певица поет нам эту песню. Я чувствую любовь! Поет она. И значит, любовь есть. Ты чувствуешь любовь, читатель?


Новомир

События, описанные в повестях «Новомир» и «Звезда моя, вечерница», происходят в сёлах Южного Урала (Оренбуржья) в конце перестройки и начале пресловутых «реформ». Главный персонаж повести «Новомир» — пенсионер, всю жизнь проработавший механизатором, доживающий свой век в полузаброшенной нынешней деревне, но сумевший, несмотря ни на что, сохранить в себе то человеческое, что напрочь утрачено так называемыми новыми русскими. Героиня повести «Звезда моя, вечерница» встречает наконец того единственного, кого не теряла надежды найти, — свою любовь, опору, соратника по жизни, и это во времена очередной русской смуты, обрушения всего, чем жили и на что так надеялись… Новая книга известного российского прозаика, лауреата премий имени И.А. Бунина, Александра Невского, Д.Н. Мамина-Сибиряка и многих других.