Институт благородных убийц - [7]

— Не хочу.

— Ботинки теплые надень, наверное.

— Да еще вроде не зима. — Я потянулся за курткой.

— Лерочка сильно вчера переживала? Она неправильно поняла насчет этих квитанций. Наверное, они просто затерялись где-то.

— Ирена Викторовна, вы допрыгаетесь.

— Я же для вас стараюсь! Чтобы лишняя копейка! Глаза порчу за машинкой!

Поняв, что опаздываю, я заметался по квартире, пытаясь все-таки отыскать ботинок.

— Вам то купила, это купила, — следовала она за мной, находясь все время где-то в полушаге от меня.

— И прибралась бы ты, что ли. — Я оглядел ее комнату, куда решил все-таки заглянуть в поисках ботинка, который исчез бесследно. — Кругом мусор, смотреть страшно.

— Это не мусор, сыночка, это обрезки. Ну как пригодятся? Я же шью. — Она схватила какие-то лоскутки и принялась демонстрировать мне их зачем-то.

— Свила себе гнездо из этих обрезков. У меня на стройке и то чище. Пошила — и можно прибраться.

Ботинок нашелся в коридоре, лежал практически на виду.

— Ну не сердись, сыночек. — Она смотрела на меня умильно, как нашкодившая девочка. Вечно она так — проштрафится, а потом начинает сюсюкать.

— Отстань, ма. Уволят тебя, будешь знать. Хватит с меня и так уголовников.

— Меня — уволят? Ты знаешь, сколько я за день отшить успеваю? Если и присвою когда лишнюю копейку…

— Да ну тебя.

На лестничной клетке было слышно, как она продолжает жаловаться. Потом в двери ее комнаты повернулся ключ — она всегда запирала свою комнату, демонстрировала нам что-то. Леру это обижало. До метро я добежал в рекордно быстрые сроки и готов был растерзать водителя электрички, который подал свой состав с опозданием на восемь минут. Мне нужно было доехать от «Академической» аж до «Купчино». Но на автобус я успел. Шофер Костя — весельчак в лихо заломленной на затылок кепочке, у которого мешки под глазами по утрам иногда бывали просто устрашающих размеров (почки, каждый раз автоматически отмечал я про себя) — зевал, высунувшись в окно маршрутки, и критически оглядывал окрестности.

— Не беги, народ еще не весь собрался! — крикнул он, когда увидел меня, несущегося от метро со свертком под мышкой.

Я пошел медленнее, и оттого, что успел, настроение у меня улучшилось. В автобусе я пожал руки немногим уже собравшимся и уселся на свое любимое место в правом ряду. На работу мы должны были отъезжать в семь тридцать ровно, но Костя жалел опоздавших и отчаливал обычно в семь сорок. Мысли мои вернулись к вчерашнему скандалу.

Мать моя, как сравнительно недавно выяснилось, была авантюристкой от Бога. Просто до работы в ателье у нее не было подходящей возможности проявить свои таланты. Мама всегда хорошо портняжничала и, когда отец перестал давать ей деньги, стала этим зарабатывать: принялась шить на заказ какие-то юбки, пиджаки, сорочки. Уже через три месяца она купила себе новую промышленную «Бернину». Возле машинки копились грудами обрезки тканей, серпантины ниток, — заказы поступали исправно. И вот пришел день, когда мама «вылезла из берлоги» — устроилась в ателье.

О том, что она имеет на своей работе, скажем так, дополнительный доход, выяснилось лишь, когда в ателье появилась Лера. Мать устроила ее туда приемщицей.

Первый конфликт между моими дамами произошел, когда мама, подмигнув заговорщически Лере в отсутствие Аллы, попросила ту не выписывать клиенту, который принес куртку со сломанной молнией, квитанцию. Деньги, которые в результате никак не были учтены, она спокойно положила себе в кошелек, назвав их «стабилизационным фондом нашей семьи». Лера не проявила твердость и постеснялась сказать, что ей это не нравится, спустила ситуацию на тормозах. А случаи воровства, между тем, стали повторяться, причем чем дальше, тем смелее и изобретательнее становились мамины махинации. Поняв, что можно не только уговаривать клиентов обойтись без квитанции, мама стала изыскивать варианты. На той половинке бланка, что предназначалась для Аллы, ставилась одна сумма, на половинке клиента — другая, более солидная. Разница шла в наш «стабилизационный фонд», а попросту — в мамин карман. Вкус к легким заработкам появился у нее очень быстро. Все чаще она поговаривала, что «еще чуть-чуть» — и можно будет приступать к ремонту у Зинаиды («хотя бы ванную для начала сделаем»).

Чтобы замести следы, мама применяла проверенный способ — учиняла путаницу и хаос в работе, в котором тонули ее финансовые грехи и грешки. Если ситуация подходила к критической отметке, то близкая к уличению мама уводила обвинителей от цели, учиняя шум — жаловалась на жизнь, на условия работы, на работу коллег по цеху, на подорванное здоровье. Ее оставляли в покое, тем более что прямых улик против нее не было. Постоянная опасность быть изобличенной и в самом деле отразилась на ее здоровье. Щитовидка, которая у нее и так всегда барахлила, взбунтовалась и превратила мать в вечно нервничающее существо. Лечилась же она абы как, спустя рукава, чуть полегчает, сразу переставала пить лекарства.

В Токсово мы крушили оборудование старого механического завода — кирпичного здания с абсолютно крепкими еще стенами, но трухлявого в плане внутренностей. В его помещении планировали построить какой-то новомодный пивной цех. В этом деле — ломать все и вся — была даже своя прелесть. Представляющие интерес куски арматуры, части конструкций складывались в кучу здесь же, чтобы впоследствии пойти в дело, остальная металлическая труха вывозилась в тачках во двор. Отходов было огромное количество, поэтому в день я делал до ста ходок со своей тачкой к грузовикам и уставал, конечно, неслабо.