Институт альтернативной истории - [60]

— Архиважное событие. Скажите, батенька, сможете ли вы помочь молодой советской власти оружием? Например, для того, чтобы спасти евреев России, вы же знаете, наверно, как на Украине свирепствуют эти… Впрочем, неважно, там каждый день свирепствуют разные, сегодня, кажется, махновцы, а вчера были зеленые.

Узнав, что посольство не намерено вмешиваться во внутренние дела страны Советов, Ленин, казалось, потерял половину интереса к гостям, постучал пальцами по столу и сказал:

— Ну хорошо. Открытие дипотношений предполагает обмен посольствами. Когда мы сможем отправить наше? Послом предлагаю товарища Зиновьева.

Узнав, что и это не представляется возможным, Ильич пожал плечами и сказал иронически:

— Вы читали мои «Философские тетради»? Отлично! Значит, вам известно, что как представители еще не существующего государства вы не можете пользоваться правом дипломатической неприкосновенности? Несостыковка времен, так сказать.

Лев Абрамович понял, что пора открывать козырную карту, и сказал:

— Владимир Ильич, мы не можем помочь вам оружием и не можем открыть посольство Советской России в Израиле двадцать первого века. Но мы в состоянии, в рамках, дозволенных инструкцией по пользованию смесителем истории, помогать Советской России советами.

Ленин заразительно рассмеялся.

— Ну да! Советы постороннего, ха-ха. Согласен. Вручение верительных грамот состоится сегодня в восемь.

В тот вечер и была сделана фотография, которую хранил в семейном альбоме Арье (Лев Абрамович) Гусман. В тот вечер посол познакомился со Сталиным, Бухариным и Троцким, которые, единственные из всего состава ЦК, были допущены к архисекретной информации. Троцкий торопился в войска, посольство серьезно не воспринимал, фотографироваться не захотел, рукопожатие у него оказалось каким-то вялым, непротокольным, и вообще оба Льва друг другу не понравились. Ну, Гусмана-то понять можно — он знал, что представляет собой Троцкий, и судьбу его нелепую мог нагадать, даже не глядя на ладонь. А Троцкий, будучи прагматиком и сторонником крутых действий, мог бы все же уяснить, что информация, тем более от людей будущего, играет в истории не меньшую роль, чем военная сила!

Бухарин весь вечер провел, беседуя с военным атташе Бендецким о преимуществах танковой войны перед кавалерийскими рейдами, и проявил себя человеком, всесторонне образованным, хотя и не умеющим на практике отличить лошадиную холку от танковой башни. А сам посол Гусман объяснял Ленину, почему для блага России необходимо в срочном порядке заменить продразверстку продналогом, а в ближайшем будущем, желательно — не позднее начала будущего года, объявить новую экономическую политику и развязать руки частному производителю.

Сталин прохаживался по комнате, переходя от одной группы к другой, слушал молча, и Гусман не мог понять, какие мысли роятся в черепной коробке будущего гения зла. Он хотел поговорить в Лениным наедине, но Сталин будто чувствовал желание посла и ни на секунду не покинул комнату. Спор затянулся далеко за полночь. В авто, которое отвозило посольство на Сретенку, Бендецкий сказал, зевая:

— Стратеги хреновы. Я бы эту войну выиграл за три месяца, пусть хоть вся Антанта с цепи срывается.

— А эти идеи об электрификации! — воскликнул Фабер. — Ни Бухарин, ни Ленин так и не поняли пока, что электростанции — будущее России.

— Ну, это вы им объясните, не забудьте только привлечь Бонч-Бруевича, — сказал Гусман. — А вот мне придется повозиться. Сталин ходит кругами, и я не представляю, как мне улучить момент и рассказать Ленину о том, что замышляет этот тихий грузин.

— Была б моя воля, я бы его пристрелил, — пробормотал Бендецкий. — История меня бы оправдала.

— История тебя бы не поняла, — сказал Гусман, — поскольку не знала бы последствий твоего поступка. Занимайся своими танками.

— Это, — сказал Ленин во время следующего посольского приема, состоявшегося неделю спустя, — меморандум правительства Советской России правительству Государства Израиль. Изложение принципов взаимовыгодного сотрудничества наших стран, учитывая их различное положение на оси времени.

Конверт был запечатан сургучом, и Гусман сунул его в портфель, не задавая лишних вопросов.

— А это, — сказал он, в свою очередь передавая в руки Ленину заклеенный пластиковый пакет, — меморандум правительства Израиля, и я просил бы вас прочитать его немедленно.

Действительно, нужно было торопиться — Сталин задержался, разговаривая по рации с Ворошиловым, но мог явиться с минуты на минуту.

Ленин взвесил пакет на ладони, оценил качество изготовления («ничего, дайте срок, батенька, и мы будем делать такие, и еще лучше»), попытался вскрыть, но не сумел. Гусман мысленно обругал себя за недостаток учтивости и провел большим пальцем по грани пакета. Лист выскочил на ладонь Ленина. Меморандум был краток и содержал анализ основных черт характера Сталина, с которыми Ленин уже был знаком (тексту нужно было придать убедительность!), и описание ожидаемых действий Кобы в случае болезни Ленина, а также в случае его возможной смерти. Ленин побледнел.

— Эт-то не может быть п-правдой, — сказал он, заикаясь. — Сталин, конечно, человек жесткий и своекорыстный, но… Вы уверены?.. Впрочем, что я спрашиваю? При вашей информированности вы не можете не знать того, что пишете.