Инстинкт заключенного. Очерки тюремной психологии - [6]

Самый распространенный вид представлений — «судебные репетиции». О них говорит еще Ядринцев и подробно описывает Брейтман.

По описанию последнего, они являются довольно точным изображением настоящих процессов. Среди арестантов выбираются актеры на все судебные должности: председателя суда, двух «безгласных» (члены суда), 12 «шаферов», т. е. присяжных заседателей, прокурора и защитника. Прения сторон — «грызня» — доставляют особое удовольствие публике. Ядринцев отмечает, что развлекавшиеся судебными представлениями арестанты постоянно сочиняли друг на друга обвинения, чтобы поразвлечься спектаклем суда. С музыкою в тюрьме повторяется то же, что происходит с театром. В них видят развлечение, но не видят, что они вместе с тем — могучее воспитательное средство. От скольких бы нравственных безобразий была спасена тюрьма, насколько бы там было меньше разврата, если б там завели свой арестантский оркестр и если бы легализировали арестантское пение. Борьба с пением в тюрьме никогда не достигала успеха. Тюрьма пела хором, пели арестанты соло. Никакие строгости не могли заставить песню затихнуть, исчезнуть. Громко неслась по всему пути ссылки старинная песня колодников «Милосердная». Одни песни уступали место другим. Репертуар менялся. Но все дошедшие до нас от различных годов описания тюремной песни говорят о потрясающем впечатлении, производимом ею на слушателей. Через вереницу годов прошла какая-то одна щемящая нота тюремных мотивов.

Половая жизнь в тюрьме

Изучение тех условий, среди которых протекает в одиночных и общих камерах половая жизнь арестантов, раскрывает перед нами отвратительнейшие картины разврата в тюрьме в одиночку, парами и безобразнейшие сцены общих оргий. В значительном большинстве случаев тюремные обитатели принадлежали до их заключения к таким группам населения, где требования половой морали или совсем отсутствовали, или были сведены к самым простым, можно сказать, почти первобытным. Постоянное пьянство еще более способствовало развитию их разврата, и на рынке продажной любви к услугам такого потребителя всегда являлось предложение на всякие цены и всякого рода. Попав внутрь тюремных стен, представители мира преступлений и разврата отнюдь не склонны отказываться от своих «удовольствий». Условия же жизни в тюрьме, как в одиночной, так и в общей камере, не только не удерживают, но, наоборот, способствуют разврату, тюремное бездействие, отсутствие всяких развлечений и скука направляют внимание арестанта в сторону полового чувства, на поиски хотя бы грязных способов удовлетворения этого чувства. «Половой вопрос» становится одной из любимых тем разговоров арестантов в общей тюрьме, но он же не выходит из головы и у одиночного заключенного.

В настоящее время мужские и женские тюрьмы строятся не только совершенно обособленно одни от других, но и на разных концах города. Там же, где они находятся на одном дворе или на близком между собою расстоянии, тюремная администрация оказывается совершенно бессильною помешать любовному общению заключенных арестантов и арестанток: знакомства завязываются с поразительною быстротою посредством мимики, перекрикиванием, посредством переписки и даже личными встречами, которые удаются не так редко, несмотря на все тюремные засовы и запреты. Завязываются романы. В поисках за успехом у намеченного предмета «любви» прибегают к обычным в таких случаях средствам: комплиментам, маленьким подаркам, в виде табаку, чаю, сахара и проч. Уверения в верности до гроба сменяются сценами ревности и острожною бранью.

В записках арестанта Александра Малахова есть небольшой очерк, под заглавием «Женщины». Автор удивительно ярко вскрывает психологию изголодавшихся самцов-арестантов, когда, по случаю ремонта женской тюрьмы, в камеры рядом с ними, в одном и том же коридоре, поместили несколько десятков арестанток. Мужчины прямо взбесились. Они рвались к женским камерам, «ржали, хрюкали, дрожали, как индюки». Восточный люд, населяющий корпус, окончательно сходил с ума: двадцать два горца готовы были выбить двери в камеры женщин и ринуться туда скопом; косой, высокий армянин, Саркис Барбаньянц, окончательно закатил под лоб глаза и, не видя уже ни женщин, ни надзирателей, бросал записки в женские камеры, которые он находил по инстинкту; за эти подвиги он получал затрещины и, наконец, попал в карцер. Грек Онуфрий Попандопуло высказывал склонность к тихому эротическому помешательству, а завоеватель Константинополя, турок Сулейман-Оглы, свирепо поводил на всех черными вытаращенными глазами, в которых сверкало явное бешеное помешательство и «дикая страсть». А когда женщин увели, арестанты гурьбою бросались в освободившиеся камеры, нюхая воздух, к еще теплым нарам, где сидели и лежали женщины.

Но главное зло тюрьмы — противоестественный разврат во всех его видах. В одиночных камерах развит до невероятных размеров онанизм, который мало и скрывается.

В общих же камерах развита педерастия в форме парного сожительства, наподобие брачного, и в форме проституции, когда пассивные педерасты предоставляют себя всем желающим за сходную цену.