Инстинкт Инес - [19]

Едва сделав первые шаги, ты ощутишь, что рядом с тобой уже никого нет, и в твою жизнь вторгнется столь беспощадное одиночество, словно все, что ты увидишь, почувствуешь или потрогаешь, перестанет быть определенным и понятным.

Уже не будет женщины, дарующей чувство защищенности. Уже не будет тепла. Уже не будет пищи.

Ты оглядишься.

Есть только окружающий мир, и он не будет тобой, потому что ты будешь только тем, чем захочешь снова быть.

Почувствовав голод, ты отправишься назад, в лес. Ты поймешь, что необходимость заставила тебя покинуть сельву, чтобы найти пропитание, а сейчас та же необходимость велит тебе возвращаться с пустыми руками под спасительные своды деревьев. Тебе хочется пить, но, вероятно, ты уже поняла, что море с вечно играющими рыбами не способно утолить жажду. Ты возвращаешься к мутной реке. По дороге находишь какие-то фрукты кроваво-красного цвета и с жадностью пожираешь их, а потом смотришь на перепачканные руки. Ты осознаешь, что идешь, ешь, останавливаешься и засыпаешь в полной тишине.

Ты не поймешь, что заставляет тебя снова повторять тот танец у моря, страстные движения тела, бедер, рук, шеи, коленей, ногтей…

Кто тебя увидит, кто обратит на тебя внимание, кто разнесет по свету томительный зов, который вырвется из твоих уст, когда ты бегом возвращаешься в лес, не замечая, как колючие ветки царапают твою кожу? Ты, задыхаясь, выбегаешь в новую долину, несешься вверх по склону, стремясь добраться до вершины каменной скалы, закрываешь глаза, чтобы отдышаться и восстановить силы после подъема, и вдруг слышишь предупреждающий крик – ты открываешь глаза и видишь, что стоишь на самом краю обрыва. Вершина утеса и бездна у твоих ног. Глубокий овраг, а на другой стороне – на высоком известковом склоне – какая-то фигура, которая кричит, размахивает руками, подпрыгивает, чтобы привлечь твое внимание, пытаясь сообщить об опасности всеми жестами и прежде всего голосом: остановись, не падай, осторожно…

Он обнажен, так же, как и ты. Впервые тебе приходит в голову воспоминание. В другой раз вы оба будете одеты, но не теперь, теперь оба обнажены; он весь – цвета песка, его кожа, волоски на теле, его голова, бледный человек закричит тебе – остановись, осторожно! – но ты поймешь лишь звуки: e-dè, e-mè,[16] помочь, любить; в твоем взгляде, жестах и голосе появится нечто, что ты осознаешь лишь в тот момент, когда закричишь в ответ мужчине на другом берегу: он смотрит на меня, я смотрю на него, я ему кричу, он мне кричит, но если бы там никого не было, я бы кричала не так, я бы кричала, чтобы отпугнуть стаю черных птиц, или от страха перед крадущимся зверем; но сейчас я впервые кричу, умоляя о чем-то или благодаря другое существо, подобное мне, но в то же время отличное от меня, и крик этот вызван не необходимостью, а желанием: e-dè, e-mè, помоги мне, люби меня…

Тебе захочется отблагодарить его за то, что своим криком он удержал тебя от падения в бездну и не дал разбиться об острые камни на дне обрыва. Но ты умеешь только кричать, ты не знаешь, как позвать человека, который спас тебе жизнь, поэтому ты повысишь голос, тебе придется говорить громче, чем он, чтобы тебя было слышно с той стороны ущелья, но благодарственные звуки, вырывающиеся из твоей груди, горла и рта, удивят тебя саму: ты не слышала подобных звуков за все эти долгие луны и солнца, воспоминания о которых вдруг рассыплются в прах при одном звучании твоего голоса; и так закончится твое одинокое паломничество, лишь благодаря крику, который ты сама уже откажешься называть «криком», ибо крик – это непосредственная реакция на боль, неожиданность, страх, голод…

Сейчас, когда ты закричишь, появится нечто новое: ты повысишь голос не потому, что тебе что-то нужно, а потому, что ты захочешь чего-то. Твой крик отныне не будет подражанием тем звукам, которые ты слышала прежде, не будет напоминать шелест прибрежного тростника, рокот разбивающихся волн, голос обезьян, сообщающих о своем местонахождении, или зов, побуждающий птиц подняться на крыло и лететь на юг, мычание оленей во время листопада, шум бизонов, начинающих линять, если солнце припекает слишком сильно, шуршание толстой шкуры носорога, хрюканье кабана, пожирающего останки растерзанной львом туши…

Постепенно ты осознаешь, что он отвечает очень короткими звуками, не похожими на птичий крик или на рев первобытных быков, а, аааа, о, ооооо, эм, эмммм, и, иииии, но ты почувствуешь приятную теплоту в груди и решишь сперва, что «ты больше, чем он», а потом, что «ты то, чем он мог бы стать», ты объединишь короткие звуки а-о, а-эм, а-не, а-нель, простой крик над пропастью, над скелетами погибших животных, покоящихся на дне ущелья, как на скальном погосте: ты закричишь, но твой крик будет уже иным, это не вынужденный крик, как прежде, в нем появится нечто новое – а-нелъ, этот простой крик в сочетании с простым жестом – развести руки и потом соединить их на груди, а затем протянуть раскрытые ладони к человеку на другом берегу, а-нелъ, а-нель – этот голос и этот жест породят нечто новое, ты это знаешь, но ты не знаешь, какое дать имя этому: возможно, с его помощью удастся назвать то, что ты делаешь…