Inspiraveris. Верни меня - [83]

– Мама говорила, что любила его… рассказывала о мужчине, которого убили… – шепчу, борясь со слезами.

– Вы плод любви, хотя недолгой, возможно, её и не было. Но что-то связывало Констанцу и Георга, ведь родились вы. Иначе как чудом вас нельзя назвать. И это должно вас радовать, – Петру подходит ко мне, сжимая ласково моё плечо.

– Как можно радоваться, если я всё видела? – качаю головой, всхлипывая. – Я видела, как его облачают в мешок, и хотела спасти. Нет ни капли радости, ведь всё настолько запуталось из-за них. Виноваты во всём только Вэлериу и Василика. Гордость и обида, желание мщения и ненависть друг к другу сотворили создания ночи и отвратительную реальность. Но была ли между ними любовь, Петру? Разве, когда ты любишь, не становишься на защиту любимого всеми силами? Разве, когда сердце бьётся ради одного, ты не отдашь своё дыхание за возлюбленного?

– Любви и не было, Аурелия. Была похоть, сильнейшая привязанность, сгубившая душу моего брата. Он жаждал любви когда-то, хотя себя отдал Богу. Он был иным, Аурелия. По рассказам Луки, Вэлериу был очень похож на вас. Ранимый, красивый, добрый и широкой души человек. Помогал всем и отдавал себя без остатка, сочувствие к каждому смертному наполняли его душу. Василика для этого и появилась в городе, чтобы он ослабел в своей преданности к Богу. Ведь по румынской земле ходили слухи о святом в городе Сакре. Отчего Василика так поступила с ним, мне не известно. Возможно, жажда власти, зависть, а, возможно, у неё были иные причины. Они, мужчины, ненавидят женщин, потому что именно женщина начала войну, разрушила уклад, который так долго создавался. Это не прощается.

– Отчасти я понимаю это. Правда, Петру, понимаю, но, скорее всего, я глупа, раз хочу только, чтобы это закончилось не побоищем и смертями, а иначе, – вглядываюсь в тёплые солнечные глаза и ищу в них чувство, сродни моему.

– Мы похожи с вами, – его пальцы касаются моей щеки, и он проводит по коже прохладным касанием, – мы чужие для них, Аурелия. Вы, потому что враг. А я, потому что не видел этого. Я лишний, как и вы. Они все знают больше меня, ведомы злостью, а я за пределами этого. Я не чувствую той палитры боли, что пережили они. Да, я желаю гибели Василике, как той, что сделала смертельный выпад в сторону моей семьи. Но только её.

– Но вы же один из них, – шепчу я, понимая всю боль в его глазах, сейчас передающейся мне.

– Нет. Я рождён в смутное время, но не помню его. Я создан уже после заточения брата и не знаю истины. Только догадки, сделанные по услышанным обрывкам разговоров мужчин и братьев. Никто не говорит со мной, как и с вами. Никто не принимает меня, как и вас. Никто не делится со мной, не доверяет. Я лишний, чужой, и это угнетает меня так же, как и вас. Поэтому я полностью понимаю ваше состояние.

Мне настолько жаль этого мужчину, ставшего таким не по своей воле. Эту печаль и муку в его голосе нельзя игнорировать. Сердце затопляется нежностью и сочувствием к нему.

Поднимаю руку, касаясь прохладной щеки, и улыбаюсь сквозь слезы. Петру удивлённо поднимает глаза, смотря в мои.

– Вы хороший, очень хороший. Вы слишком хороший, чтобы нести в себе зло. Вы полны доброты и раскаяния за то, что не делали. И я вас прекрасно понимаю. Мы оба жертвы обстоятельств. Благодарна вам, что так отзывчивы ко мне сейчас. Я на распутье и верю только вам, – тихо произношу я.

Его рука ложится на мою, и он закрывает глаза, словно сейчас собирается заплакать. Ведь его лицо кривится от муки, терзающей его душу. Сжимает мою руку и его губы касаются запястья, оставляя сухой поцелуй на коже.

– Спасибо вам, Аурелия, – открывает глаза, а я, кажется, не дышу, ведь такая ласка мне неведома. Никто с такой нежностью, мужской нежностью не относился ко мне. И это подкупает. Так подкупает меня, что замираю, когда он опускает мою руку в своей, а другая его рука проходится по моим волосам и застывает на шее.

Наши лица недопустимо близко, и ещё мгновение и его губы коснутся моих. Не могу поймать ощущение хотя бы чего-то, но секунда и одна из мыслей проносится в голове. Она бессвязная. Она не запоминается. И она остужает, заставляя сделать шаг назад. Снять с себя руку Петру, и выпустить другую.

– Я… простите, – шепчу, понимая, что ещё немного бы и поддалась новому греху. С меня достаточно уже сотворённого. Смущение и стыд заполоняют тело, и щёки начинают гореть.

– Это вы меня простите, Аурелия. Я не должен был пользоваться вашим состоянием. Я… честно всё понимаю. Вэлериу. Против брата я не пойду, – сухой голос Петру проникает в сознание. Поднимаю голову, хмурясь.

– При чём тут Вэлериу, Петру? Вы хотели поцеловать меня, и ведь я вроде бы тоже. Но это всё неправильно. Для меня неверно. Но никоим образом не касается Вэлериу. Он не властен надо мной, – резко отвечаю я.

– Ошибаетесь, Аурелия. Вы юны и неопытны, но останавливает вас то, что вы уже выбрали своего защитника. Хоть разум и не в ладах с вашим сердцем, а вокруг всё для вас ужасающе, но сторону вы выбрали. Только вот выбрал ли он вас, госпожа Браилиану, или же вы совершили непоправимую ошибку? – бросает на меня взгляд, наполненный злостью. Не успеваю я возмутиться, как мужчина уже проходит мимо меня и захлопывает дверь за собой.