Инспектор милиции - [73]

— Игорь, а ведь, ты осведомлен получше меня.

— Не говори. Только священнику исповедуются добровольно.

— В своих слабостях, а не преступлениях… Наш полушутливый спор оборвался. Юрлов поднялся и кому-то помахал рукой.

Я обернулся. Оля Лопатина стояла в другом конце вагона-ресторана, выискивая мужа. Увидев нас, она заулыбалась и подошла к столику.

— Приятного аппетита! Вот не ожидала, что попутчиком будет кто-нибудь из Бахмачеевской.

— Только до Юромска, — ответил я. — Садитесь к нам.

— Отдохнула, лапушка? — ласково спросил Игорь. При появлении жены он засветился нежностью.

— Жарко спать. Все смотрю в окошко и смотрю. Не верится, что мы уже едем…

— Есть хочешь?

— Ни капельки. — Она показала глазами на графинчик. — Приобщились?

— А как же! Посошок на дорогу. Пива выпьешь? — Игорь взялся за бутылку.

— Налей немного. Что-то ты трезвый, я смотрю. Правда, Дмитрий Александрович немного раскраснелся.

— Всего по сто пятьдесят, — сказал я. — Но голова уже кругом…

Оля засмеялась.

— С такой-то дозы? Не поверю.

— Честное слово! Я ведь непривычный.

— Ну все равно, с вашим здоровьем и комплекцией…

— Дело в привычке. Как себя человек натренирует, — засмеялся Игорь. — Какой-нибудь мужичок с ноготок выпьет бочку, и ничего. А другой верзила со ста граммов пьянеет.

— Медициной установлено, что отравляющее действие алкоголя прямо пропорционально весу человека. Если сразу выпить столько, что на килограмм веса придется грамм спирта, человек может умереть…

— Заинька, какой дурак будет пить залпом столько водки! Пьют же постепенно.

— Это и спасает… — подхватила Оля.

— Вот именно. Но мы ведь говорили о степени опьянения, а она зависит от индивидуальности.

— И все равно, медицина считает, что опьянение также зависит и от веса пьющего.

— Она ошибается, — мягко возразил Юрлов.

— Медицина никогда не ошибается!

— Эраре гуманум эст, Человеку свойственно ошибаться. А врачи — люди.

— Не будем брать частные случаи. Речь идет о науке, — повысила голос Оля.

Назревала размолвка. Чтобы примирить супругов, я сказал:

— В жизни встречается столько отклонений, что все их трудно предвидеть.

— Патология, конечно, бывает. Медики такими случаями тоже занимаются. Но подавляющая масса людей нормальна…

— Может быть, наоборот? — поддразнивал ее Игорь. — Патология — нормальна, а нормальность — патологична?

— Ты, как всегда, хочешь быть оригинальным.

С одной стороны, меня забавлял их спор. Если раньше представлялось, что семейная жизнь Игоря была чем-то необыкновенным в силу его положения, то сейчас я видел, что они простая супружеская пара, со своими неурядицами, соперничеством. Это делало их отношения понятными и человеческими. Но, с другой стороны, я опасался, как бы их перепалка не перешла в ссору. Не хотелось, чтобы наша первая и, может быть, последняя откровенная беседа закончилась плохо.

— Ребята, бог с ней. Оставим медицину в покое, — предложил я.

— Оставим, — с удовольствием согласился Игорь.

— Тем более, ты в ней мало смыслишь, — торжествующе закончила Оля.

— Не спорю.

— И спорить нечего. — Оля всем видом показывала, что победа осталась за ней. — Игорь вот всегда возмущался, — обратилась она ко мне, — что жена парторга Павла Кузьмича, здоровая женщина, ничего дома не делает. Они были нашими соседями. А я говорю, значит, у нее что-то не в порядке. Нам ведь, врачам, виднее. Поговорила я с ней. Маланья Яковлевна призналась, что в последнее время ей действительно все труднее что-нибудь делать. Я посоветовала прийти в амбулаторию, И что вы думаете — щитовидная железа. Ей, оказывается, и раньше предлагали операцию. Боится, А люди ничего не знают и болтают всякое…

— Признаться, я думал так же, как Игорь, — сознался я. — Оказывается, по внешности судить нельзя. Взять еще, например, Лохова. Крепыш, каких мало. А у человека одно легкое и туберкулез…

Лопатина округлила глаза:

— Это муж Клавки-продавщицы?

— Он.

— Кто вам сказал, что у него одно легкое?

— Сам и сказал. У него справка есть. Инвалид второй группы…

Оля пожала плечами:

— Глупость какая-то. Я его слушала. Легкие как у быка. Без одного легкого сразу узнать можно.

— А рентгеном проверяли?

— Он не обращался, — сказала Оля.

Я задумался. Действительно, какая-то неувязка. И если у него туберкулез, то как же его жене разрешают работать в продовольственном магазине?

— Он разве не состоял у вас на учете?

— Конечно, нет.

— Может быть, в районе, в тубдиспансере? — допытывался я.

— Что вы, мы таких больных знаем наперечет. Они на особом учете. Их обязательно посылают в закрытый санаторий, регулярно обследуют. Кроме всего прочего, они опасны для окружающих.

— Постойте, а когда вы его слушали? Он сам к вам в амбулаторию пришел?

— Нет. Случайно получилось. Он как-то чинил крышу и сорвался. Как голова цела осталась, не представляю. Верно, здоров, как бугай. Клавка прибежала ко мне, кричит: Тихон разбился. Я помню, успела схватить чемоданчик и бегом к ней. Тихон действительно сидит у хаты в полусознании. Клавдия его водой окатила. Я первым делом сердце прослушала, легкие. Дала понюхать нашатыря. Уложила в постель и сказала, чтобы пришел на рентген. Может, трещинка какая. Он так и не пришел. Я решила, что обошлось. Здоровый он, ничего не скажешь. Другой бы богу душу отдал…