Инспектор ливней и снежных бурь - [9]

Вскоре мы вошли в тихие воды озера Куейкиш и пересекли его, по очереди работая веслами или шестом. Озеро это невелико, имеет неправильную форму, но красиво, со всех сторон окружено лесом, и единственный след человека – это низенький бон, оставленный где-нибудь в затоне до следующей весны. Кедры и ели, растущие по берегам, оплетены серым лишайником и издали кажутся призраками деревьев. Кое-где плавали дикие утки; одинокая гагара, точно ожившая волна, – кусочек жизни на поверхности озера – хохотала и резвилась, показывая, нам на забаву, свою стройную ногу. На северо-западе показалась гора Джо Мерри, которая словно загляделась в озеро; и тут же мы впервые, хоть не целиком, увидели и Ктаадн; его вершина была окутана облаками – темный перешеек, соединявший землю с небесами. Проделав две мили по гладкой воде озера, мы снова вошли в реку; тут на целую милю, до самой плотины, были сплошные пороги, и чтобы идти на шестах вверх по ним, требовалась вся сила и все умение наших лодочников.

Для этой местности, в летнее время недоступной ни скоту, ни лошадям, плотина является очень важным и дорогостоящим сооружением; уровень воды в реке она поднимает на десять футов и заливает, как говорят, около шестидесяти квадратных миль, благодаря многочисленным озерам, соединенным с рекой. Это – прочное и внушительное строение; немного выше помещены наклонные устои из бревенчатых рам, наполненных камнями, чтобы разбивать лед. ^[23] Здесь каждое бревно платит пошлину, проходя через шлюзы.

Мы без церемоний явились в лагерь лесорубов, подобный уже описанному; повар, в тот момент единственный его хозяин, тотчас принялся готовить для гостей чай. Его очаг, который под дождем превратился в лужу, вскоре вновь запылал, и мы сели обсушиться на окружавшие его бревенчатые скамьи. Позади нас, на застрехах, устланных увядшими листьями туи, лежал листок из Библии – чья-то ветхозаветная генеалогия; наполовину погребенное под ветками, лежало Обращение Эмерсона по поводу освобождения рабов в Вест-Индии, которое было оставлено здесь кем-то из нас и, как мне сказали, доставило партии Свободы двух новых приверженцев; был также номер «Вестминстер Ревью» ^[24] за 1834 год и памфлет под названием «История Сооружения Памятника на могиле Майрона Холли». Таков был круг чтения в лагере лесорубов среди лесов Мэна, в тридцати милях от дороги, где через две недели будут хозяйничать медведи. Все это было зачитано и порядком замусолено. Возглавлял артель некий Джон Моррисон, типичный янки; составляли ее, по необходимости, не специалисты по постройке плотин, а мастера на все руки, ловкие с топором и другими простыми орудиями, свои люди и в лесу, и на воде. Даже здесь были на ужин горячие лепешки, белые как снег, правда, без масла; была и неизменная сладкая сдоба, которой мы наполнили карманы, предвидя, что встретимся с нею не скоро. Эти нежные пончики казались весьма неподходящей едой для лесорубов. Был и чай, без молока, подслащенный патокой. А затем, перекинувшись несколькими словами с Джоном Моррисоном и его людьми, мы вернулись на берег и, снова обменяв наш bateau на еще лучший, поспешили в путь, пока было светло. Этот лагерь, находящийся в двадцати девяти милях от Стрелки Маттаванкеаг, если идти до него так, как шли мы, и примерно в ста милях от Бангора, если по реке, был последним жильем в этом краю. Дальше не было даже тропы, и можно было только плыть по реке и озерам в bateau или каноэ. Мы были теперь милях в тридцати от Ктаадна, который уже виднелся; а если по прямой, то не более чем в двадцати.

Было полнолуние, вечер был теплый и приятный, и мы решили грести при луне все пять миль до входа в озеро Северный Близнец, так как утром мог подняться ветер. Пройдя затем милю по реке, или, как говорят лодочники, по «проезжей дороге» – ибо река становится в конце концов только коридором от озера к озеру, – и небольшой порог, почти незаметный благодаря Плотине, мы на закате вошли в озеро Северный Близнец и пересекли его, направляясь к следующей «проезжей дороге». Это величавое озеро именно таково, каким должно быть «озеро в лесах», в девственном краю. Мы не увидели ни одного дымка из хижины или лагеря; ни один любитель природы или задумавшийся путник не смотрел на нас с отдаленных холмов; не было даже охотника-индейца, ибо он редко туда взбирается и подобно нам держится у реки. Никто не приветствовал нас, кроме причудливых ветвей свободных и счастливых вечнозеленых деревьев, качавшихся одно над другим в древнем своем дому. Правда, в первый миг показалось, что пышные алые облака висят над западным берегом словно над городом, отчего озеро приняло даже какой-то цивилизованный вид, как бы ожидая на свои берега ремесла и торговлю, города и загородные виллы. Мы различали протоку, ведущую в озеро Южный Близнец, которое, говорят, еще больше; берег был голубым и туманным; через этот узкий коридор удивительный открывался вид на противоположный берег невидимого озера, еще более туманный и дальний. Берега плавно переходили в низкие холмы, поросшие лесом; хотя белая сосна, как наиболее ценное дерево, уже вырублена даже здесь, путешественник об этом не догадается. Создается впечатление – да так оно и есть, – что находишься на высоком плоскогорье между Штатами и Канадой, где с северного края стекают реки Сент-Джон и Шодьер, а с южного – Пенобскот и Кеннебек. Здесь нет, как можно было бы ожидать, крутого, гористого берега; лишь отдельные холмы и горы подымались тут и там над плато. Озер здесь целый архипелаг – это Озерный край Новой Англии. Их уровни различаются всего на несколько футов, и лодочники через короткие волоки, а то и прямо переходят из озера в озеро. Говорят, что при высокой воде реки Пенобскот и Кеннебек сливаются; во всяком случае, можно лечь лицом в одну из них, а пальцами ног в другую. Даже Пенобскот и Сент-Джон соединены каналом, так что лес с Аллегаша сплавляется не по реке Сент-Джон, а по Пенобскоту; и индейское предание, утверждающее, будто Пенобскот ради удобства людей некогда тек в обе стороны, в наши дни отчасти подтверждается.