Иной Сталин. Политические реформы в СССР в 1933-1937 - [31]

Первые же шаги по разработке данной версии обнаружили еще один весьма настораживающий факт. Оказалось, что Николаев несколько раз посещал германское консульство, после чего направлялся в магазин Торгсина, где оплачивал покупки дойчмарками. Правда, такое расследование сразу же приняло довольно своеобразную форму.

5 декабря Николаева начали расспрашивать о визите в… латвийское консульство.

Из протокола допроса:

«Это было за несколько дней до проведения опытной газовой атаки в городе. В справочном бюро я получил номер телефона и адрес консульства…»

Объяснил же Николаев свое необычное желание так: консулу сказал, что «должен получить наследство… являюсь латышом, говорил на ломаном русском языке».

6 декабря Николаева начали расспрашивать о другом, реальном визите:

«— Когда вы обратились в германское консульство?

— Это было спустя несколько дней после посещения латвийского консульства. В телефонной книжке я установил номер телефона германского консульства и позвонил туда. С консулом мне удалось переговорить лишь после неоднократных звонков.

— Какой вы имели разговор с консулом?

Я отрекомендовался консулу украинским писателем, назвал при этом вымышленную фамилию, просил консула связать меня с иностранными журналистами, заявил, что в результате путешествия по Союзу имею разный обозрительный материал, намекнул, что этот материал хочу передать иностранным журналистам для использования в иностранной прессе. На все это консул ответил предложением обратиться в германскую миссию в Москве. Эта попытка связаться с германским консульством, таким образом, закончилась безрезультатно…»

Следователи столь простыми, аполитичными объяснениями Николаева не удовлетворились. И Ежов, выступая с заключительным словом на февральско-мартовском пленуме 1937 г., имел все основания сказать по поводу убийства Кирова: чекисты «на всякий случай страховали себя еще кое-где и по другой линии, по линии иностранной (выделено мной — Ю.Ж.), возможно, там что-нибудь выскочит»11.

Действительно, следствие три недели разрабатывало данную версию, претерпевшую странные метаморфозы. Всякий раз чекисты заставляли Николаева говорить лишь о латвийском консульстве. 20 декабря: я «просил консула связать нашу группу с Троцким… На встрече третьей или четвертой — в здании консульства — консул сообщил мне, что он согласен удовлетворить мои просьбы и вручил мне пять тысяч рублей»… 23 декабря: латвийский консул «деньги дал для подпольной работы…» Наконец, 25 декабря на вопрос о том, как зовут латвийского консула, ответил: «Не могу вспомнить, его фамилия типично латышская». Но зато Николаев наконец сообщил дату первого визита к латвийскому консулу — 21 или 22 сентября 1934 г.

Таким образом, чекисты не отказались вплоть до окончания следствия от «германского следа» — факта получения денег в консульстве, однако более чем своеобразно интерпретировали имеющиеся данные. Все переадресовали консулу Латвии, весьма возможно, чтобы не вызвать ухудшения отношений с Германией, и без того непростых после обвинения в шпионаже и диверсиях германского генерального консула в Одессе Гана и пяти граждан Германии — сотрудников посреднической фирмы «Контроль К°», осуществлявшей закупки зерновых в СССР12.

Медведь на допросах Николаева 1 и 2 декабря, а 3 декабря сменивший его замнаркома НКВД Агранов13 упорно придерживались иной версии. Настойчиво добивались от Николаева признания, что он убил Кирова только по личным мотивам, благо биография убийцы, обнаруженные у него письма и дневники давали тому предостаточно оснований.

Леонид Васильевич Николаев родился в Петербурге 18 мая 1904 г. Отец кустарь, умер задолго до революции. Мать — Николаева Мария Тихоновна, 1870 г. р., беспартийная, работала уборщицей трамвайного парка. Жена — Драуле Милда Петровна, 1901 г. р., из крестьян Лужского уезда, член ВКП(б) с 1919 г. Двое детей — сын Маркс 1927 г. р. и сын Леонид 1931 г. р. Проживал Николаев с женой и детьми по адресу: Ленинград, улица Батенина, дом 9/39, квартира 17.

Из показаний Милды Драуле от 1, 2 и 3 декабря:

«В детстве Николаев был болезненным, до семилетнего возраста не ходил. Учился в Петрограде, школу — высшее городское училище — не окончил. Приблизительно с двенадцати лет был отдан в учение частнику-кустарю на Выборгской стороне. После революции опять „где-то“ учился. В годы гражданской войны уехал на Волгу, там в „каком-то сельсовете“ был писарем».

Вернулся в Петроград в 1922 г., работал в Выборгском райкоме комсомола, затем техническим секретарем комсомольской ячейки на заводе «Красная заря». В 1924 г. направлен в Лугу заведующим общим отделом укома комсомола. Там познакомился с Милдой Драуле, работавшей в укоме партии, вступил с нею в брак в 1925 г.

С конца 1925 г. Николаев снова в Ленинграде. Работал на освобожденных комсомольских должностях в Конторучете, одном из научных институтов, на заводах «Красная заря», № 7 (бывший «Арсенал») культпропагандистом цеховой ячейки, им. Карла Маркса. В 1930 г. направлен в Восточно-Сибирский край на хлебозаготовки.

В начале 1931 г. Л. В. Николаев вернулся в Ленинград, работал референтом оргинструкторского отдела обкома ВКП(б), заведующим финансовым сектором областного совета общества «Долой неграмотность», в 1932–1933 гг. — инспектором областной РКИ, с сентября 1933 г. по апрель 1934-го — разъездным инструктором областного Истпарта, откуда уволен и где исключен из партии за отказ подчиниться решению о мобилизации «на транспорт», для работы в одном из политотделов какой-либо железной дороги. По апелляции 17 мая восстановлен Смольненским райкомом ВКП(б) в партии, но со строгим выговором, занесенным в учетную карточку. 5 июня подал апелляцию в горком, но получил отказ. 3 августа послал апелляцию и письмо на имя Сталина в Москву, в ЦК ВКП(б), откуда ответ так и не получил.