Иной путь - [5]

Час шел за часом, Командор шел по следу неизвестного гения, как опытная ищейка. Сотни и тысячи поисковых плетений носились по всей планете, собирая и анализируя нужную информацию. И постепенно все нити и связи сводились все к тому же Питеру. Похоже, именно отсюда загадочный кукловод руководил всем. Точнее, даже не руководил, а, скажем так, направлял. Он не занимал никаких официальных должностей, о его существовании знали всего несколько человек. Но когда что-либо с точки зрения неизвестного было не так, он или отправлял письмо кому-то, или публиковал крохотную статью в никому не интересной выборгской газетенке с мизерным тиражом. И это "не так" очень быстро исправляли. Тем или иным способом. Вот только его личность магу установить никак не удавалось.

Прошло еще два часа, прежде чем Илар добился успеха. А добившись, снова удивился – гений сейчас находился всего в двух кварталах, сидел в полутемной комнате, курил, пил кофе и смотрел в стену, о чем-то размышляя. По некоторому сомнению, Командор решил для начала все же просканировать его. И столкнулся с очень странной, явно неприродной, неизвестного происхождения защитой. Этого человека не сумел бы просканировать даже дварх! Интересно…

– Ну что ж, пора и познакомиться… – встал Илар, одновременно мысленно попросив дварха открыть гиперпереход в кабинет кукловода.

Какой-то непонятный шум привлек внимание сидящего за столом седого мужчины с резким, усталым лицом, одетого в черные джинсы и простую темную рубашку. Он поднял глаза и замер, ничуть не испугавшись – разучился бояться много лет назад. Да и кто мог оказаться в запертом кабинете?

Часть стены внезапно пошла волнами и завертелась в подобии туманной черной воронки. Что-то это напоминало, что-то до боли знакомое, но что? А затем из воронки вышел стройный светловолосый человек с пронзительными серыми глазами, худым лицом и русыми волосами, связанными в хвост на левом виске. Во лбу его горел белый драгоценный камень. Одет незнакомец был в черно-серебристую форму, на правом предплечье которой светилось багровым пламенем Око Бездны. Кто это?! Что это?! Эта форма… Этот символ… Это же… Неужели?…

– Как же долго я вас ждал, Мастер… – с трудом проговорил седой, медленно поднимаясь на ноги и не замечая, что на его губах появляется какая-то неуверенная, совершенно несвойственная ему детская улыбка.

Первая часть I. I.

"Вокруг – кладбище надежд,

Вечный страх, и торжество невежд,

Будущего нет здесь у нас с тобой…"

С высоты птичьего полета один из крупнейших городов Европы являл собой странное зрелище – словно смотришь на гигантскую мишень из трех кругов, один в другом. Центр разительно отличался от "второго города", а окраины так же резко контрастировали с внешним кругом. Так же отличались и их обитатели.

Те времена, когда даже небогатый пенсионер мог позволить себе жить на Невском, Садовой, на набережной Фонтанки и Литейном, остались в начале века. Этого странного, жестокого, но все же сумевшего выжить двадцать первого века. Сейчас возле Исаакиевского или Казанского соборов, у БДТ и Александринского Театра, напротив Эрмитажа, Русского музея, и так далее, жило всего чуть больше одного процента населения Санкт-Петербурга – около тридцати тысяч человек. Современная элита страны, люди с миллионными или миллиардными годовыми доходами, люди, чья власть измерялась их положением в обществе, а положение в обществе – размером капитала. Владельцы корпораций и их директора, политики и звезды шоу-бизнеса, их семьи… Три района, Василеостровский, Центральный, и Петроградский, полностью принадлежали им. Стоимость жилья в этих районах достигала столь высокой отметки, что никто, не принадлежащий к элите, не мог даже мечтать о самой маленькой из возможных квартир на Большой Пушкарской или Среднем проспекте, не говоря уже о центре. Коммуналки остались в начале того же двадцатого века – и на окраинах Внешнего города.

Если Центр теперь именовали исключительно Санкт-Петербургом, то второй, он же Внешний город сохранил за собой менее претенциозное, но гораздо более любимое и дружелюбное имя – Питер. В Питере жили люди "среднего класса". Второй класс, имеющий право на жизнь, второй – и объективно говоря, последний. Те, кто не имел возможности, прав, капитала, связей и всего остального, дающего вожделенную возможность работать на себя. Работники городских служб жизнеобеспечения, сотрудники гигантских корпораций и не очень больших, но крайне престижных фирм, от глав отделов до секретарей и курьеров – все они жили во внешнем городе, и чем дальше от границы с центром, тем ниже был уровень их жизни. Второй город вообще сам по себе напоминал копию всего Петербурга, разве что более многоуровневую – те же круги: ближе к центру – большие просторные квартиры с видами на скверы, реки и даже Неву, дальше – более дешевое жилье в многоэтажках, простое, но удобное, еще дальше – небольшие квартирки в блочно-кирпичных домах, а на самом краю, на границе с районом трущоб – огромные коммунальные квартиры. Население Второго города приближалось к отметке "два миллиона".

Район трущоб был, пожалуй, самым большим по площади. Но его население… Здесь жили отбросы. Те, кого оказался по той или иной причине уволен из корпораций с "волчьим билетом", и, соответственно, потеряли возможность работать в Петербурге, оказывались здесь. Сюда же попадали дети из неблагополучных семей, сюда же бежали детдомовцы-"отказники", почти лишенные шансов выжить в городе, где единственным пропуском в мир являлось высшее образование, стоящее таких денег, что ни один детский дом не мог обеспечить его оплату. Нет, в университетах, разумеется, присутствовали и бесплатные места – но конкурс составлял не меньше пятидесяти человек на место даже в самых непрестижных ВУЗах. Да, в школах Питера, не говоря уже о Санкт-Петербурге, работали лучшие преподаватели, профессия учителя высокооплачиваемая и уважаемая – но обучение в школе стоило немало. В детские же дома шли работать только те, кто не смог устроиться в школы, люди, которые потеряли работу в платных образовательных учреждениях, либо жители окраин Питера, сумевшие как-то пробиться в детские дома – там хоть немного, но платили. И настоящих преподавателей среди них, разумеется, почти не было.