Иностранка - [20]

Озерова протянула подвеску с сапфиром дочери, и в глазах матери Маша увидела безграничную любовь. Осторожно девушка взяла камень. Проведя благоговейно пальцами по гладкой, холодной синей поверхности, Маша прижала древнее украшение к груди.

— Благодарю.

— Поклянись мне, здесь и немедля, доченька, что ни под каким предлогом не продашь этот камень. И в дальнейшем передашь его своей дочери, а она своей. Чтобы он и далее защищал девиц и женщин нашего рода.

— Я обещаю, матушка, что исполню вашу волю, — прошептала тихо Маша.

— Всегда помни, что в твоих жилах течет благородная кровь Озеровых и Неверовых. Наши предки всегда с гордостью и честью служили и императору нашему, Петру Алексеевичу, и государыням. Посему завещаю тебе жить и поступать по чести, как велит совесть. Я с детства учила тебя этому. Я благословляю тебя, дитя мое. Вшей драгоценный сапфир в корсет того платья, что на тебе, пока не вернулся Сергей, да побыстрее. Никто не должен знать, что у тебя есть этот древний оберег. Он стоит целое состояние, и его могут украсть. Ни твой отец, ни брат не знают об этом кулоне, потому что я многие годы хранила тайну о его существовании…

Кирилл Петрович Озеров в черном напудренном парике, темно-коричневом камзоле, угрюмый, без кровинки на лице сидел в своем любимом кресле и покуривал трубку. Анна Андреевна находилась рядом с ним на диванчике и все вздыхала, стеная о том, как несправедлива судьба. Слуги уже выносили вещи на улицу, и два экипажа стояли наготове. Ждали только Сергея. Но его все не было.

Чувствуя свою вину за то, что теперь происходило, Машенька нервно комкала платочек, стоя у окна, и следила за улицей. Обернувшись на приятную музыку каминных часов, девушка отметила, как пробило одиннадцать вечера. Одетая в строгое темно-синее платье, Маша тяжко вздыхала, думая о том, что из-за ее неосмотрительности и безумного поступка вся семья оказалась в опасности. То и дело проводя пальцами по корсету, девушка невольно нащупывала небольшую выпуклость слева, чуть ниже груди, в том месте, где был вшит сапфир. На ощупь было трудно догадаться, что в лифе что-то есть.

В тяжелые, напряженные минуты ожидания Машенька думала о том, что только вечером смогла передать с посыльным записку Чемесову, и наверняка ответ от него принесут лишь утром, когда она будет уже в дороге. В своем письме молодому человеку она порывисто описала, что императрице стало известно обо всем, из-за этого Маша и ее семья вынуждены были так скоро уехать. Девушка просила Григория найти ее позже. Стоя у окна, она вспоминала события той ночи, когда призналась Григорию в тягости, когда он отдал ей опасную коробку, из-за которой все они нынче оказались под ударом. И отчего-то сейчас она отчетливо ощущала, что совершила большую ошибку. Но ведь она так хотела помочь своему любимому и оттого решилась на это душегубство.

Неожиданно двор наполнился звонким цокотом копыт, и девушка, оторвавшись от своих тягостных дум, заметила всадника, который, быстро спешившись, едва ли не взлетел по ступенькам крыльца.

— Братец! — выпалила Маша, обернувшись к родителям.

— Наконец-то! — воскликнула Анна Андреевна, вставая на ноги.

В гостиную порывисто вошел молодой человек лет двадцати пяти. Темноволосый, с усами, в простом военном мундире, грязных сапогах и с усталым лицом, он остановился на пороге и произнес:

— Добрый вечер, мои дорогие…

— Сережа! — воскликнула Анна Андреева, бросившись к сыну. — Ты совсем не торопился, мы все извелись…

— Но что стряслось, матушка? Отчего я получил ваше письмо? — спросил Сергей.

— Мы сами ничего не знаем. Мария Фёдоровна, жена цесаревича Павла, поведала нам сегодня, что готовится арест всей нашей семьи. Оттого мы должны сегодня же ночью уехать.

— Я тебе уже сказал, Аннушка, что никуда не поеду, — твердо заметил Кирилл Петрович.

— Ах, ну перестаньте, Кирилл Петрович! — всплеснула руками Анна Андреевна. — Помоги мне уговорить его, Сережа. Он не слушает. Он даже не представляет, в какой мы все опасности. И хочет оставить нас одних, без своего покровительства.

— Анна, я же сказал. Вы с детьми поезжайте, раз ты так боишься. А я завтра же поутру кинусь в ноги государыне и выясню, в чем моя вина, — заметил старший Озеров.

— Нет, это опасно, Кирилл Петрович! Ты должен ехать с нами, — не унималась Анна.

— Нет.

— Ах, как вы жестоки, Кирилл Петрович. Ведь наверняка именно из-за вас государыня прогневалась на нашу семью. Наверняка вы были непочтительны с ее новым любимцем, этим Зубовым. А теперь не хотите этого признать! — обвинительно заметила Анна Андреевна.

— Как вы смеете говорить подобное, сударыня?! — возмутился Озеров, сверкая глазами на жену. — Я верой и правдой служил Екатерине Алексеевне, и ей не в чем упрекнуть меня.

— Матушка, неужели вы считаете, что все настолько опасно? — взволнованно спросил Сергей.

— Да, сынок. Ты должен быстро собрать необходимые вещи. И в полночь мы уедем.

— Мне кажется, что вы преувеличиваете опасность, матушка.

— И я о том же твержу ей, сынок, — кивнул Кирилл Петрович.

— Неужели вы думаете, что цесаревич Павел Петрович будет шутить подобными вещами? — выпалила Анна.