Иностранец в Смутное время - [15]

«Следовательно, продолжают реформировать радикальными методами. Я предполагал, что методы изменились».

«Какой там. Насаждают демократию насильственно. Впрочем, с нашими соотечественниками иначе и нельзя. Лозы вот жалко, лозы ведь в Крыму еще при Потемкине высаживать начали…»

Ранее эта улица была закрыта заборами, застроена позднейшими флигелями и сараями. Заборы удалили и обнаружилось большое количество невысоких домов-особняков. Человечных, но вовсе скушных и некрасивых. Индиана предпочитал имперский стиль единственных в своем роде циклопических построек эпохи Цезаря Сталина, а не эти старорежимные пузатости. Замерзшие бородатые художники подпрыгивали у бездарных творений своих, прислоненных к стенам и расставленных на карнизах. Встречались и бледные безбородые художники. В цокольных этажах особняков разместились скушные организации с неуютными названиями «Союзплакат», «Сберкасса», «Видео-Русс»… и заведения со сладкими названиями «Лакомка», «Бабочка», «Снежинка».

В «Бабочке» приятели получили две чашки кофе и два сока. Отыскали место за тяжелым хмурым столом. Нанесенная с улицы снегом на обуви посетителей вольно разливалась по кафельным плитам грязная вода. Они стали пить кофе, погрузив обувь в грязную воду. Владислав объяснил свое предложение. Вольное объединение при Одесской киностудии желало изготовить фильм по его роману «Автопортрет бандита в отрочестве». Сюжет: приключения пятнадцатилетнего Индианы в жестоком мире рабочего поселка. Первая любовь. Первые преступления. Подобно его сверстникам в Детройте или в Курнэв, рабочем пригороде Парижа, юный преступник и поэт Индиана завоевывал себе место под солнцем с помощью бритвы и стихов. Срок производства — два года. Аванс они ему заплатить, увы, не могут, нечем, но Индиана получит проценты от проката. Сценарий будет писать он, Владислав, если Индиана, конечно, не возражает. Договор подпишем через несколько дней, когда прилетит из Одессы продюсер.

Индиана сказал, что он согласен, — делайте фильм. Что он подпишет договор. Он в них верит. Что Владислав, так как у них была общая юность в Харькове (Владислав правда не жил в рабочем поселке), представляет, каким следует сделать Индиану и его друзей. Идет. Дерзайте, товарищи. В любом случае, — прибавил Индиана цинично, — маловерятно, что западные продюсеры когда-либо заинтересуются юностью Индианы в советском рабочем поселке, а если это и произойдет, то можешь себе представить этот странный фильм, Владислав?

«Ну как тебе наши кафе?» — спросил Индиану приятель, когда они покинули помещение. «В таком суровом климате сама суть кафе теряет смысл. Народ входит едва ли не в шкурах, во всяком случае в больших грубых одеждах, с сапог стаивает снег… мы сидели с ногами в луже, так что элегантное по сути своей занятие поливания кофе превращается в испытание. Если же устроить гардероб и снабдить пол сложной системой стока воды и впитывания грязи, или, того хуже, заставить посетителей снимать грубую обувь, кофе будет стоить во много раз дороже. Так? Кафе — забава легких климатов. Москве более пристали исконно русские типы заведений — «Водочные» и «Пельменные». Закончив тираду, Индиана осознал, что пытался объяснить Владиславу нечто большее, — всю советскую русскую жизнь, может быть, какой он ее видит.

Индиане захотелось в свою очередь спросить Владислава: «Ну, как ты тут жил все эти двадцать лет, старый приятель?» — однако, не желая насиловать приятеля, не спросил. Захочет — расскажет. Они себе пошли по морозному Арбату, подчинив беседу системе. Индиана задавал вопрос: «А как?» «А что с…?» «А где…?» и называл фамилию общего знакомого. Владислав коротко оповещал Индиану об участи, постигшей приятеля. Выяснилось, что Ленька Иванов так и живет с Ниной. Что Горюнов пьет. Что Мотрич перестает пить, чтобы начать, то есть пьет циклично. Бывшая жена Индианы Анна… на ее судьбе Владислав и Индиана остановились надолго, — попадает в шиздом, выходит из шиздома, попадает опять. Однажды, будучи в Харькове, Владислав побывал у Анны и утверждал, что видел, как пришедший к дамам гость (у Анны жила ее подруга Вика), вынул и положил на стол «пушку». Владислав сказал, что думает, что дамы сблизились с преступниками. Индиана уточнил, что у Анны и Вики всегда наблюдалось определенное и ярко выраженное тяготение к преступникам. Что и он, Индиана, в год, когда познакомился с Анной, был полукриминальным-полурабочим юношей и еще даже не поэтом. Что проделав с Индианой траекторию длиною в шесть лет по его судьбе, Анна вернулась к предназначенной ей судьбе, к людям с пушками. В конце концов она станет содержательницей малины. Или уже стала. И слава Богу. Это лучше, чем если бы она опустилась до уборщицы. Так что все закономерно. Когда Индиана поедет в Харьков (очевидно, через пару дней), он явится туда «инкогнито». Ибо желает посвятить короткий свой визит родителям, он перед ними в долгу. Бывших друзей он не станет видеть.

«Ребята узнают, обидятся, — сказал Владислав. — Если переменишь намерения, сообщи мне, я позвоню в Харьков, чтоб тебя встретили. Устроили выступления, интервью…»