Иностранец в Смутное время - [12]

Они гуляли в парке у Ново-Девичьего монастыря, влюбленные в других. Пили вино у него в комнате, раздевались в темноте, вздрагивая от прикосновения друг друга, делали любовь, изменяя тем двум. Однажды его Любовь явилась к нему, когда у него была Варя. Хороший товарищ, она позволила спрятать себя в ванной. Запустив Любовь в комнату, он выпустил натягивающую кофточку на ходу, смеющуюся Варю на лестницу… Не один только Индиана пользовался благосклонностью Вари-Вареньки, впрочем. Он знал это и тогда. Немножко близорукая, она чуть-чуть щурилась и в сумочке носила очки. Во время любви быстро-быстро шептала ласковую абракадабру из слов и тихо смеялась. По зеленой Погодинской, под фонарями ходил он провожать ее на Кропоткинскую улицу на троллейбус. Подавал руку, чтобы, подняв одной рукой узкую юбку, она могла взойти по ступеням троллейбуса. Мужское население троллейбуса всегда приветствовало восторженными вздохами появление этой Дамы Утоли моя печали… И в тяжелое время кризиса его любви, он коротко побывал даже в психобольнице, Варенька приходила утешить его своим телом. «Ты не должен ебаться с грубыми бабами, Индианка…», — вспомнил он ее сквозь дым сигаретки (волосы, локоть на подушке, белое плечо). «Ты нежный и романтический. Обещай мне, что ты никогда не будешь ебаться с грубыми бабищами…» Тогда он заподозрил ее в пренебрежении. Заподозрил, что «нежный и романтический» следует понимать как «женственный». Теперь, когда он уже не нежный и не романтический (он со вздохом остановился у кровати и стал расправлять одеяло), теперь он понимает, что она имела в виду.

«В какой город Украинской ССР вы хотите звонить?… Наберите следующий номер…» «Куда вы хотите звонить?» «Украинская ССР…» «Знаю, что Украинская… Какой город?» «Харьков». «Какой ваш номер телефона?» «Гостиница «Украина»… «Вы звоните по неправильному номеру. Для того, чтобы позвонить из гостиницы в другой город, наберите номер…» «Я хочу позвонить в Харьков по номеру девяносто восемь, четыре…» «Из какой гостиницы вы звоните?» «Из Украины». «Назовите номер вашего телефона в гостинице…» «Сейчас, одну минуту. Я знаю номер комнаты, но не знаю номера телефона…» «Ты что, идиот? Я что, должна ждать, пока ты сообразишь, какой у тебя номер телефона!» Голос искаженный телефонными помехами, превратился в собачий лай. «Да я тут надрываюсь, да у меня муж болен, сын в тюрьме, а ТЫ по гостиницам живешь, номера своего не знаешь, беззаботный…» «Ебал я тебя в рот, сука!» — закричал Индиана и бросил трубку. Он хотел и боялся оповестить родителей о своем прибытии.

Первоначально, Индиана должен был встретиться с матерью своей подруги, намеревался встречаться с ОРГАНИЗАЦИЕЙ СОЛЕНОВА и если удастся, с иными, еще более могущественными организациями. И вовсе не был расположен возрождать сентиментальные связи прошлого и разводить слюни по поводу. Слюни нахлынули сами собой, когда он вылез из ванной. Игнорируя сантименты и слюни, он назначил несколько деловых встреч.

В буфете

Тощий Валерий посоветовал ему завтракать в буфете. «Быстрее, и проще».

В буфете «его» девятого этажа жевали четверо. Пара больших русских парней («Похожи на обедневших скандинавов», — решил Индиана). Негритянка в бурнусе. Узбек (казах? киргиз?) в тюбетейке, и в пиджаке. Еще двое, низкорослые, по виду латиноамериканцы получали пищу у прилавка. В стеклянной витрине были выставлены два десятка пустых тарелок с ценниками. «Колбаса вареная: 28 коп. /100 грамм». «Икра паюсная 4 руб. 45 коп./50 грамм». «Яйцо вареное…»

Массивная блондинка за прилавком. Мрачная тяжелая мебель из фанерита. Попытавшись передвинуть стул, маленький испанец передвинул только спинку стула. Его приятель захохотал хрипло, как хохочут много курящие люди… «Я жду!» — строго заметила массивная. Индиана понял, что следует подтянуться. Нечего разевать рот на испанцев со стульями. Вероятнее всего, они кубинцы. Он подтянулся. «Два яйца вареные. Порцию колбасы по 28 коп. Три черных хлеба. Чай», — отрапортовал он по-военному. И получил поощрение. Массивная корова о нем позаботилась. «Масла не берете?» «Нет». «Рубль семнадцать копеек».

Он возвратился за чаем к прилавку. Взял чай и поворачивался. Странно неуместный, хрупкий и детский, прозвучал сзади французский вопрос. «Си жэ мэ нэ тромп па. Вы — писатель, мсье… Индиана?»

«Да. Это я», — признался он, поворачиваясь на голос. Увидел очки. Седые виски. Галстук. Костюм. Мсье респектабельного вида. Интеллектуал. Профессор? Акадэми Франсэз? Писатель? «By зэт…?» — начал Индиана.

«Антуан Витэз, режиссер. Я поставляю в эту страну то, в чем она меньше всего нуждается. Театральную продукцию нашей страны. Я читал пару ваших книг, видел вас по теле…»

Массивная угрожающе застучала по прилавку стаканом. «Следующий!»

«Пардон», — сконфузился фрайцуз, — «чай, колбаса…»

Он сел к облупливающему яйцо Индиане. «Позвольте?» «Разумеется»*

Первым делом режиссер стал облупливать его яйцо. Покончив с яйцом, развернул сахар из обертки. Засахарил чай. «Вы давно не были на Родине?»

«Двадцать лет».

«И как вы ИХ находите?»

«Мрачны и, кажется, несчастны. Когда я уезжал, они выглядели куда более счастливыми».