Инопланетянин - [17]

Бенгт Серлин сидел за шахматной доской, разыгрывая одну из партий претендентов на шахматную корону, когда услышал деликатный стук. Разбор вариантов шел со скрипом, Бенгт был недоволен собой, поэтому он сейчас же и без всякой досады оторвался от доски.

— Да!

Дверь, ведущая в святая святых — его личный кабинет, осталась недвижной, однако стук повторился. Бенгт недоуменно огляделся и увидел лукавое лицо Рене Хойла, прислонившегося лбом к оконному стеклу. Понадобилось некоторое время, чтобы Серлин хорошенько осмыслил это видение. Улыбка уже тронула его губы, но тут он вспомнил о своем сенбернаре, поспешно шагнул к окну и распахнул его.

— Где Вольф? — тревожно спросил он, игнорируя всякие приветствия.

— Здесь! — весело ответил Рене, он стоял на чурбаке и смотрел вниз.

Бенгт перегнулся через подоконник. И правда, Вольф стоял внизу, виновато поскуливая, открывая громадную пасть, усиленно работал мохнатым хвостом-помелом. Серлин выпрямился и перевел недоуменный взгляд на журналиста.

— Мы с ним подружились, — пояснил Рене и показал свою руку, с которой капала кровь. — Он не бешеный?

— Ничего не понимаю! Лезьте сюда. Сидеть, Вольф! Лезьте-лезьте. Вот так.

Серлин закрыл окно, но тут же снова открыл его и приказал послушно сидящему псу:

— Сторожи. Сторожить!

Реле успел сбросить туфли и теперь держал их в правой руке, с левой, поднятой на уровень груди, алая капелька крови успела упасть на паркет. Бенгт выглядел и растерянным и расстроенным.

— Как это вас угораздило? Он же никогда никого не кусал! Давайте сюда ваши туфли. Пойдемте.

Серлин направился было к шахматному столику, но Рене с улыбкой остановил его и показал на дверь:

— Наверное, сюда?

— Да-да. Я ведь один дома. Жена гостит у родителей, ей надоел мой спартанский режим. Сестра пошла куда-то развлекаться, кажется, в Валенсию.

Он провел Хойла в ванную и принялся неловко обмывать руку.

— Как это вас угораздило?

— Пустяки, царапина.

— Но все-таки? Он же никогда не кусается!

— Я сам виноват. По ряду обстоятельств мне не хотелось болтаться возле вашего дома, а сколько ни звонил — все напрасно.

— Отключил звонок и забыл об этом, — покаянно признался Серлин.

— Я догадался и перелез через забор.

— Насмотрелись вестернов. — Серлин огляделся. — Не знаю, где жена держит йод.

— А вы одеколоном, превосходный заменитель, когда речь о царапинах. Так я перелез через забор и, естественно, столкнулся нос к носу с вашим страшилищем.

— Вольф — добрейший пес.

— Сенбернар, этим все сказано. — Видя, что Серлин вознамерился замотать ему руку широченным бинтом, Рене возразил: — Не смешите людей, возьмите пластырь. Вольф, конечно, добрый пес, но он привык к уважению. Когда, поговорив с ним о погоде и о прелестях собачьей кухни, я направился к дому, ваш песик весьма сурово предупредил меня о том, что всю ответственность за последствия моего поведения он целиком возлагает на меня.

Серлин крутнул светлой головой и засмеялся. Чувствовалось, что он благодарен журналисту за шутливый тон и непринужденность. Он закончил обработку руки и выпрямился.

— Ну как?

— На уровне мировых стандартов.

Серлин присел на край ванны.

— Продолжайте, я вас слушаю. — Ему было явно интересно.

— Как только пес убедился, что я игнорирую его предупреждение, он цапнул меня за одежду и заставил остановиться.

— Он всегда так делает, — с удовлетворением прокомментировал Серлин.

— Мне очень не хотелось задерживаться, поэтому я попытался руками разжать его пасть и освободиться. Чего только ни сделаешь, чтобы встретиться с настоящим живым гроссмейстером. Мои попытки привели к тому, что песик цапнул меня за руку. Сделал он это довольно деликатно, просто придержал руку зубами, но впечатление было внушительным. Больше всего я боялся, что он чихнет, остался бы я тогда без пальцев.

Серлин не удержался от смеха, он уже избавился от неловкости и наслаждался рассказом.

— Представляю! Он иногда выкидывает такие шутки, когда мы с ним играем.

— Некоторое время мы соревновались с ним в перетягивании — кто кого. Руку я освободил, но, как вы видите, понес некоторый материальный ущерб. Я сам виноват, — поспешно проговорил журналист, — он меня предупреждал. К чести Вольфа, надо заметить, что он страшно огорчился, принялся извиняться и даже пробовал зализывать царапины. В общем, мы с ним подружились и вместе отправились искать возможности проникнуть в эту крепость.

Отсмеявшись, Серлин вытер платком глаза и с видом заговорщика сообщил:

— Я знаю, что нам нужно сделать — выпить! — И, деликатно положив ему руку на плечо, повел в гостиную. — Вам, конечно, уже осточертело и виски и бренди. Я вас угощу настоящим коньяком «Наполеон». Вам, как французу, это будет особенно приятно.

— Я не француз, а канадец.

— Боже мой, это же одно и то же! Французы играют в шахматы так же отвратительно, как и канадцы. Такие богатые культурные традиции и такая безликость в благороднейшем из искусств!

— А Филидор, Лябурдоннэ?

— Вы бы еще вспомнили эпоху Карла Великого. Садитесь и чувствуйте себя желанным гостем.

Гостиная являла собой ярко выраженный модерн. Не говоря уже о мелочах, здесь был и ковер во весь пол, и огромная софа, на которой при нужде можно было уложить взвод солдат, и медвежья шкура перед софой.