Инопланетянин - [12]

Под козырьком навеса на краю бассейна, куда с мягким шорохом подавался через решетки теплый сухой воздух, расположилась разновозрастная и разноликая группа любителей-спортсменов. Тренер с типичной для пловцов полноватой фигурой говорил что-то, подчеркивая слова мягкими, но весомыми движениями руки. За невысоким ограждением бассейна виднелись яркие здания с высокими крышами, метлы и веники обнаженных деревьев и до оскомины острая зелень лужаек. Все это дрожало в струях теплого парного воздуха, то таяло, то проявлялось снова, отчего город казался не настоящим, а театральной декорацией, на фоне которой вот-вот должно было разыграться сказочное действие.

Рене сидел на краю бассейна, болтая ногами, и с бездумной улыбкой поглядывал по сторонам — у него было прекрасное настроение. Оно и понятно, сегодня, на пятый день пребывания в Копенгагене он таки добрался до Бенгта Серлина, не зря он часами просиживал в местном шахматном клубе и внимательнейшим образом прислушивался ко всем разговорам.

Когда Рене Хойл изъявил желание сотрудничать с фирмой Невилла, подписал заранее заготовленное обязательство и получил оговоренный аванс, Аттенборо ввел его в курс дела. Начал он с довольно подробного рассказа о Вильяме Грейвсе и попросил быть внимательным, подчеркнув, что в том деликатном деле, которое поручено журналисту, любая мелочь может оказаться существенной и в нужный момент сыграть свою роль.

Есть предположение, что Вильям Грейвс совсем еще молодым человеком в начале пятидесятых годов начал работать на каких-то второстепенных должностях в знаменитой Лоуренсовской лаборатории радиации в Беркли, что в Калифорнии, неподалеку от Сан-Франциско. Чтобы Хойл лучше себе представлял ситуацию, Аттенборо коротко рассказал и об этой лаборатории. Лоуренсовской она называлась потому, что в 1930 году Эрнст Лоуренс впервые в мире сконструировал и построил в Беркли циклотрон, предназначенный для ускорения заряженных частиц. Затем были созданы и более мощные ускорители, в том числе знаменитый 184-дюймовый синхроциклотрон. Постепенно, особенно после того как в 1947 году в США была создана комиссия по атомной энергии, лаборатория Лоуренса превратилась во всемирно известный центр ядерной физики и химии. Она дала научному миру несколько лауреатов Нобелевской премии, в ней было синтезировано и выделено большинство трансурановых элементов, начиная от нептуния и плутония и кончая нильсборием и ганием. Соперничать с Лоуренсовской лабораторией может лишь Объединенный институт ядерных исследований, размещенный в Советском Союзе, в Дубне, что под Москвой. Именно Дубна, опираясь на свой синхрофазотронный ускоритель с энергией выхода частиц до 10 млрд. электрон-вольт, а затем и на еще более мощный Серпуховский ускоритель, перехватила у Беркли инициативу и, начиная с 1964 года, первой выполняла синтез все более далеких трансуранов.

Фортуна благосклонно глянула на Вильяма Грейвса где-то в середине 50-х годов, когда американская комиссия по атомной энергии привлекла к решению атомных проблем частные фирмы. Достоверно известен факт, что Грейвс принимал участие в строительстве промышленной атомной электростанции, которая оказалась наиболее удачной с коммерческой точки зрения: себестоимость ее электроэнергии была практически равна себестоимости электроэнергии обычных тепловых станций. Видимо, тут впервые в полной мере проявился инженерный талант Грейвса, его способность оригинально и эффективно решать сложные технические проблемы. Его приметил председатель крупнейшего атомного концерна, впрочем, это мог сделать и кто-либо из его ближайших заместителей. Так или иначе, но Грейвс начинает принимать участие в работах лаборатории этого концерна по выделению трансуранов в макроколичествах, достаточных для выполнения ординарных физических, химических и ядерных экспериментов. В 1958 году он работал над выделением девяносто восьмого элемента, калифорния-252, а в 1961 году — над выделением последующего трансурана, эйнштейния.

Аттенборо заметил, что при упоминании о трансуранах по губам журналиста скользнула легкая улыбка, и спросил:

— Наверное, вы немного знаете о трансуранах, мистер Хойл?

— Примерно то же, что и любой другой образованный газетчик. Уран — это девяносто второй элемент менделеевской таблицы, последний из тех, что встречаются в природе. Ну, а все остальные элементы за ураном, более тяжелые, — девяносто третий, девяносто четвертый и так далее — это и есть трансураны. Их получают или на атомных реакторах, или на ускорителях в ходе каких-то хитроумных ядерных фокусов.

Аттенборо покивал.

— Ну, а что вы можете сказать об их экономическом значении?

— По-моему, такое значение имеет лишь один плутоний. Его производят многими тоннами и используют для начинки атомных бомб и загрузки энергетических и ходовых реакторов. В общем, это своеобразный эквивалент урана-235.

— Верно.

— Что же касается остальных трансуранов… — Рене задумался и без особой уверенности продолжил: — По-моему, они имеют, так сказать, лишь высоконаучный, может быть, престижный интерес. А с практической точки зрения они — что-то вроде мертворожденных детей. Получают их в таких мизерных количествах, что и в микроскоп не всегда углядишь. Да и живут они сутки, секунды, а то и ничтожные их доли! И распадаются — будто их и не было.