ИноМир. Растяжка - [3]

Шрифт
Интервал

Стихи Риссенберга напоминают об «уликовой парадигме» Карло Гинзбурга, этом культурологическом психоанализе: реконструкции социального облика и политических намерений людей прошлого по случайным приметам. Только здесь по приметам реконструируются не люди, а сам мир вещей. Этот мир оказывается то шаток (и тогда получаются «политические» стихи), то тверд (и тогда получается «лирика»).

Опыт Риссенберга противоположен опыту концептуализма. Он не оставляет свою подпись на вещах, но терпеливо ждет, когда вещь вдруг отнесется к себе твердо, вдруг найдет свою «стадию зеркала», по Лакану.

Ручаюсь прощай позапрошлую птичью
Что проще изречь приснопевчую рощу
Сортученной крови слепому спотишью
Опишет спохватом на устную ощупь

Изрекается только то, что постоянно поет само, а кровь кипит как ртуть именно для того, чтобы затихло все в этом кипении крови. Как в горячке весь мир часто кажется застывшим.

Описание вещи для Риссенберга – не перечисление параметров, а подбор ключа, пароля, кода доступа, сохраняющего свою уникальность. Именно в этом значении исконно, до грёз Шлегеля и других романтиков, бытовало слово «символ» (означавшее в древней Греции разломанную табличку с уникальным сколом, служившим паролем доступа). «Описать спохватом» – это то же, что соединить части «символа», убедиться, что код доступа подошел. Мы и из житейского опыта знаем, что «спохватиться» – это вдруг догадаться, приобрести ясность сознания ситуации. Но для нас этот непосредственный опыт слишком растворен в речевых жанрах, в едкости слишком серьезного отношения к себе. А у Риссенберга «спохват» и значит выход к реальности, на радостях, к счастью, забывающий превратить ее в мучительную проблему.

Илья Риссенберг всегда встает на сторону поэтики, а практика приходит сама. Илья Риссенберг видит вещи, а не себя, успевшего назвать вещи. Илья Риссенберг смотрит глазами комментария и находит вокруг только заслуживающее комментария, самое важное и единое на потребу.

Александр Марков

с Б-жьей помощью


* * *

На я-сно-видимом перевале иней наявных сил
Неисправимые пировали Имя возобновил
Дух телогрейки в око/>пах Б-га Видит меня вода
Город мой трогательный ах ковга имечко не беда
Речь заплетается в ковш заплечный раньше пути сойду
След по-медвежьи живой и вечный ранит её слюду
Любят всецелого оборонца звёзды По взлобью плит
Разум на пазвонки разобьётся сердце да исцелит
Снежные шрамы авиалиний воинский интеллект
В силах наивный припадок иней взнесть неиной проект
Б-же помилуй порожек алый иссиня-чёрных дней
След по-медвежьи большой и малый /ощной стеной над ней
Ладит Европа слабейшим звенья долу слегла больна
Смежно залогу правозабвенья бледная пелена
Полог псалмами слагал эпохи слепо страдал залог
Веждами беженцев что оглохли слушая Декалог
Рожицу с детства малюет луб мой рознью за рубежи
Вслед бесконечности ближнелюбой вдаль/в дань горизонт бежит
Словно издревле на прость соломки вытеснили смолу
В лоб Колесничему ось поломки остановись молю
В-ру-сь вопреки корабля провинам срубленный наповал
Исповедь самонеисправимым в славицу напевал
Известь затмений про-свет-несметна благо на за версту
Страже скрижалей близ луж ни с места искра на блокпосту

* * *

Жили как были иные как иней простые слова
На растяжке рвались многосложности
Боготворимого мира ничейная доля/зона/доза нова
Оплошать в исправленьи оплошности
Ивовый прутик прости коллективный лехаймов коктейль
Что отпраздновали замечательно
Чашу позора испив я пропал в Иловайском котле
Лишь остаточных лет замешательство
Манною горечью слад наизусть ради хлеба сберёг
Голокостое сопервопутствие
Господу с целью глодать до осенней черты кочерёг
Коченеющих сферы капустные
Праведный жребий низам толковал тоскователь высот
(С)лепота (с)лепочёлыми скотчами
Дикой акации устрица устной смоковницы скот
На святом искушеньи заскочены
Жизнь опечатка описки Священнику быль прощена
Одомашнена римская статуя
Выдохнет псину из (с)писка придворная слюбу щеня
Машет тщетно кормилица старая
Звёздам в конце и в начале впритык земноводная ось
Густопсовы ту-ре-чи простые ну
Сорок не-бес-обинуясь из конуса млеко стряслось
Перевёрнутой долу пустынею
В разуме плюс полусонок удвоенной грёзой радел
Отразить в чёрно-белом ударе я
Дольнему небу сегодня наследуя водный удел
Не до лжи Всеничейное радуя
Бо-же до присмерти люб отшатнулся едва не родни
Ближе нет правдоречные очи ей
В стишь смотровому окну убелённые ветошью/млечностью дни
Занавесила/заповедала чернорабочие

Подрывное

Знаменуя числитель, рядовичей сила,
Подробно рыдмя сиротой и вдовой
По грядущему миру, душе разрешила:
Расширь сердцеВину войны рядовой!
Пред киборгом Б-га обещана рота
Свободному месту, где выбора нет,
Кроме тьмы из-бегущего-смерти народа:
В дыру ротовую весь выдохся свет.
Рассусоливай, столь, медновласые печи,
Пугающие мёртвоглавый картуш,
Как отрезала уст беднородственных речи,
Что начисто жертв устрашили кашрут.
Броным гамузом средствуя музе последних
Растяжек, с лихвой разминулся навспых
Мозговых позвонков многолюдный посредник
С кружком обороны вершин вековых.
Как никтожник теснин, чья жена увенчала
Из дужек луной, совершенен и прост
На простор пятикнижного первоначала

Рекомендуем почитать
Все вещи мира

Родился в 1986 году в Москве. Окончил Московский институт радиотехники, электроники и автоматики и аспирантуру Института русского языка им. В. В. Виноградова РАН. Стихи и переводы публиковались в журналах «Воздух», «TextOnly», «Новое литературное обозрение», альманахе «Транслит»; статьи о современной литературе — в журналах «Новое литературное обозрение», «Russian Literature», «Новый мир», «Синий диван». Книга стихов «Пропозиции» (2011). Лауреат премии «Московский счет» (2012) за лучшую дебютную книгу и Премии Андрея Белого в номинации «Литературные проекты и критика» (2013) за серию критических статей о современной литературе.


Теперь всё изменится

Анна Русс – одна из знаковых фигур в современной поэзии. Ее стихи публиковались в легендарных толстых журналах, она победитель множества слэмов и лауреат премий «Триумф» и «Дебют».Это речитативы и гимны, плачи и приворотные заговоры, оперные арии и молитвы, романсы и блюзы – каждое из восьми десятков стихотворений в этой книге вызвано к жизни собственной неотступной мелодией, к которой подобраны единственно верные слова. Иногда они о боли, что выбрали не тебя, иногда о трудностях расшифровки телеграмм от высших сил, иногда о поздней благодарности за испытания, иногда о безжалостном зрении автора, видящего наперед исход любой истории – в том числе и своей собственной.


Образ жизни

Александр Бараш (1960, Москва) – поэт, прозаик, эссеист. В 1980-е годы – редактор (совместно с Н. Байтовым) независимого литературного альманаха «Эпсилон-салон», куратор группы «Эпсилон» в Клубе «Поэзия». С 1989 года живет в Иерусалиме. Автор четырех книг стихотворений, последняя – «Итинерарий» (2009), двух автобиографических романов, последний – «Свое время» (2014), книги переводов израильской поэзии «Экология Иерусалима» (2011). Один из создателей и автор текстов московской рок-группы «Мегаполис». Поэзия Александра Бараша соединяет западную и русскую традиции в «золотом сечении» Леванта, где память о советском опыте включена в европейские, израильские, византийские, средиземноморские контексты.


Говорящая ветошь (nocturnes & nightmares)

Игорь Лёвшин (р. 1958) – поэт, прозаик, музыкант, автор книг «Жир Игоря Лёвшина» (1995) и «Петруша и комар» (2015). С конца 1980-х участник группы «Эпсилон-салон» (Н. Байтов, А. Бараш, Г. Кацов), в которой сформировалась его независимость от официального и неофициального мейнстрима. Для сочинений Лёвшина характерны сложные формы расслоения «я», вплоть до погружения его фрагментов внутрь автономных фиктивных личностей. Отсюда (но не только) атмосфера тревоги и предчувствия катастрофы, частично экранированные иронией.