Инноватор - [27]

Звали его Фридрих. Фамилия тоже имелась: Шафер. Он из тех, кого княжеская семья наняла за рубежом. Русским он, кстати, владел в совершенстве.

— Закон? — предложила студентка с первых рядов, — Но если он так силен…

— То закон сам по себе не станет тем, что ограничит его, — кивнул мужчина. — А что станет? Может вы? — перевёл он взгляд на соседа ответившей.

— Другие аристократы?

— Так он же сильнейший.

— Если они объединятся, — уточнил парень.

— Как вариант, — согласился Фридрих, — При условии, что группа слабых выйдет сильнее нашего аристократа одиночки. И при условии, что у него нет союзников. Сформулирую задачу иначе: что ограничивает аристократа, который настолько силен, что в мире не соберется союза, способного его победить?

— Ничего, — раздался уверенный, насмешливый голос.

Я нашёл глазами того, кто говорил. Знакомое лицо. Константин Белогрудов. Сильный ходок и бес, семья влиятельнее некуда. Мы с ним в раздевалке раз пересеклись, когда он похвалил мою драку с простолюдинами. После этого не общались.

— Да неужели? — бросил на него острый взгляд преподаватель, — У кого-то есть идеи получше?

— Сдерживающие факторы есть либо внешние, либо внутренние. — ответил другой парень. — Если внешние ограничения отсутствуют, ответ на ваш вопрос очевиден — аристократ сам должен ограничивать себя.

Говорившего звали Стародубов Алексей. Индекс опасности у него пятьдесят четыре. Потенциал минимум двойной. Но интересен он не этим, хотя сила выдающаяся, на уровне первых мест на потоке, а фамилией.

В институтской библиотеке, среди исторического раздела, имелись официальные описания семейств. Как никак, история чаще всего была связана именно с ними, с аристократами. Традиция брать «звериные» фамилии на Руси пошла около тысячи лет назад. Соответственно, все те семьи, которые носили такие фамилии, начинались плюс минус в этом промежутке времени. Имею ввиду образовывались их рода.

Но были времена, когда звериные фамилии не вошли в моду. Были и те, кто имеет подтвержденную историю гораздо раньше обозначенного отрезка времени.

Если в общих чертах, то аристократы делились на несколько категорий. Молодые семьи — те, кому меньше пяти веков. Этот отрезок считался минимально необходимым, чтобы родословная укрепилась. Те, кто старше, назывались старшими семьями. Те же Медведевы имели девять веков подтвержденной истории. Их союзники Филиновы, с кем они дружат лет пятьсот, десять веков. Белогрудовы — семь.

Само по себе время не было равнозначно силе. Род мог растерять могущество, как финансово-социальное, так и генетическо-звериное.

Как я понял, срок до тысячи лет не считался чем-то совсем уж особенным. Не тем, чем можно кичиться. Потому что в мире есть семьи, которые насчитывают тысячелетия. О них не много известно, я читал скорее сборник мифов, чем детальные рассказы, но, тем не менее, общее понимание обрёл.

Что касается Стародубовых, они имеют подтвержденную историю в восемнадцать веков. Иначе говоря, заговоривший парень был что-то типа местной звезды. Из того, что я наблюдал, он этим абсолютно не кичился, да и вообще, был тихим, интеллигентным юношей. Он, кстати, единственный, кто из таких семей учится на нашем факультете. Остальные все сильно младше, ну или я не знаю об этом.

Не обо всех ведь в книгах написано. Только о самых именитых, тех, кто отметился в истории. Что, кстати, довольно забавно. Сначала видишь какого-нибудь студента, который сидит от тебя через пару рядов, а потом узнаешь, что его семья прошла через века.

После того, как высказался Белогрудов, по аудитории пробежали шепотки и никто руку не поднял. Алексей — единственный, кто захотел высказаться.

— А зачем? — с интересом спросил Фридрих.

— Отвечу метафорически. Без ограничений любой человек, без разницы, насколько он сильный, имеет все шансы скормить себя своим же демонам. Незрелые личности воспринимают ограничения как то, с чем надо бороться. То, что навязывают им другие. Зрелые же личности понимают, что ограничения — есть основа, во-первых, мира в обществе, во-вторых, созидательной жизни, в-третьих, личного развития.

В этот раз шепотков не было, но по аудитории словно волна разошлась. Укол в сторону Белогрудова не заметит только слепой. Скажи это кто другой и… Не знаю. Его бы разорвали? Но это сказал Стародубов. Конкретно в этой ситуации его фамилия играла большую роль. Если семья умудрилась столько прожить, то, как минимум к их словам есть смысл прислушаться. Даже если это говорит юный наследник.

— Это всё красивые слова, — среагировал Белогрудов, — Но тогда по этой логике аристократам надо полностью себя ограничить, отказаться от всех своих прав. И что тогда будет? Простолюдины будут нами править?

Константин посмеялся над этой мыслью. И не он один. По аудитории побежали смешки и других студентов.

— Думаю, — вмешался преподаватель, — Речь не идет о полных ограничениях. Так ведь? — посмотрел он в сторону Стародубова.

— Конечно. Речь о разумных ограничениях.

— Разумных? — снова влез Белогрудов. — А кто определяет, что такое разумные ограничения? Очевидно, что тот, кто сильнее. Или тот, кто сидит наверху. Если какой-то правитель, — встал парень и повертел рукой, включая режим оратора, — Ограничивает других, прикрываясь идеями общего блага, забирая у них то, что им принадлежит по праву, то что это? Как быть тем, у кого отбирают? Вдохновиться идеями собственного развития, заткнуться и смолчать?