Иннокентий Смоктуновский - [3]
Неотправленное письмо
Неотправленное письмо
Ну еще подобное ощущение у меня всегда было от каких-то особенных рассказов про инопланетян: «Вот вечером стемнело, начались сумерки, воздух как-то сгустился, стал светиться, светиться, светиться, и в нем образовался ОН…» И дальше начинают что-то молоть про общение с инопланетянами. Вот я в этой роли сегодня перед вами выступаю. Воздух сгустился, сгустился, потом начал необыкновенным светом светиться, светиться, светиться… И оказывается, это был он, а звали его Иннокентий Михайлович Смоктуновский.
В общем, «Идиот» принес молодому тогда коллективу под руководством Георгия Александровича Товстоногова вот эту невероятную славу. Не обычную славу обычных успешных спектаклей, нет. Какую-то почти мистическую славу. И в центре, в сердцевине этой славы, стоял князь Мышкин.
И вдруг разнеслась поначалу даже странная сплетня по БДТ. Все друг другу передавали: «Кеша спятил. Понимаешь, Кеша спятил». Его все звали Кеша. «Кеша-то спятил». — «А что такое?» — «А Кеша уходит из театра». — «Как уходит? Как он может уйти из театра? Как это?» Это было, все равно что уйти с поста председателя Президиума Верховного Совета. «Уходит…» — «Почему он уходит?» — «А вот они с Георгием Александровичем не смогли договориться». — «А что случилось?» — «Вот Иннокентия Михайловича пригласили сниматься в фильме „Неотправленное письмо“». — «Ну и что?» — «Ну а это снимают Калатозов и Урусевский, которые сняли „Летят журавли“, и вот позвали играть Кешу там главную роль. А фокус в том, что они там собираются восемь месяцев жить в глухой тайге в вагончиках для рабочих. Им там с вертолета будут сбрасывать продукты, при этом тайга будет гореть, а значит, в этих пожарах они будут с утра до ночи сниматься. А потом им очень важно будет дождаться, чтобы выпал снег и все это начинало стягиваться корками льда. И вот Георгий Александрович сказал, что он очень уважает Калатозова и Урусевского, но он никак не может позволить, чтобы сердцевина его нового детища, его театра, — князь Мышкин там все время сначала горел в тайге, а потом жрал какую-то там консервную гречку в этом вагончике и ждал, когда он весь покроется коркой льда». — «Ну а Кеша что?» — «А Кеша сказал, что это именно то, о чем он мечтал бы». — «Как мечтал?! Что, уйти из БДТ в вагончик?» — «Да, он мечтал бы уйти из БДТ в вагончик». И Иннокентий Михайлович строго и очень последовательно осуществил эту свою мечту.
Он оказался с Урусевским, с Таней Самойловой, с Ливановым, с Урбанским, с Калатозовым в тайге. Жил в вагончике с директором, с которым я потом работал. Виктор Исаакович Цируль был выдающийся по-настоящему директор, который до этого был капитан-лейтенантом военно-морской и прошел войну командиром торпедного катера, поэтому ему было неведомо чувство страха, какого-то смущения или боязни перед любыми обстоятельствами. И вот с Виктором Исааковичем Цирулем, с которым я делал впоследствии фильм «Станционный смотритель», они в одном вагончике и поселились.
Началась какая-то невероятная жизнь! Абсолютно космическая жизнь пришельцев, потому что на самом деле чего им только не пришлось там пережить! Калатозов — очень немолодой человек — тоже стоял по пояс в ледяной воде, на него тоже падали горящие сосны, он репетировал по девяносто четыре раза одну и ту же панораму, отрепетировать которую было невозможно потому, что все время менялась обстановка. И вот так они жили восемь месяцев.
Неотправленное письмо
Еще там был гениальный член их экспедиции — жена Сергея Павловича Урусевского Белла Мироновна Фридман. Это была женщина, у которой была одна-единственная идея в жизни — сделать все так, чтобы ее муж, гениальный оператор Сергей Павлович Урусевский, остался бы ей доволен. Если бы ей сказали, что для этого нужно, чтобы небо упало на землю, она бы с кем-нибудь обязательно договорилась, чтобы пусть на какое-то время, но небо бы упало на землю. Во всяком случае, когда-то в моей старой программе, которая называлась «САС», я попросил Иннокентия Михайловича Смоктуновского рассказать, как они работали. Это был поразительный рассказ смертника. Он не выражал каких-то особенных эмоций или особенного желания жить. Он просто рассказывал, как они его пытались, в целях получения абсолютной художественной правды и выразительности, отправить на тот свет. Естественно, и Калатозов, и Урусевский — благороднейшие люди — все это делали руками Беллы Мироновны, которая говорила: «Это нужно! Ну что же делать? Это нужно!»
Девять дней одного года
Это потом мы снимали… Меня Эльдар Александрович Рязанов, еще молодым режиссером, пригласил помочь ему в Питере снимать льва. Он там зашивался, снимал «Невероятные приключения итальянцев в России». Он говорит: «Я тебя прошу, приезжай, помоги мне снимать льва. Я буду снимать сцены, а ты по ночам будешь с Досталем снимать льва». И мы снимали льва, там было очень много всего смешного, потому что лев был настоящий и мог всех сожрать. Нам прислали еще отряд милиции. И у них там был руководитель — капитан такой. Я говорю: «Значит, так. Там вы садитесь на мотоцикл, заводите и едете. За вами бежит лев, и вы его видите в зеркальце заднего вида. Поэтому смотрите, чуть-чуть скорость увеличите — он как бы отстанет, чуть-чуть попридержите — он как бы за вами…» Он на меня долго смотрел и сказал: «Искусству нужна жертва. Понимаю!» Застегнул шлем, завел мотоцикл.
