Иннокентий III и альбигойский крестовый поход - [50]

В заключение Лаворский Собор выговаривает коронованному ходатаю: зачем защищать столь неправые дела? Пусть он вспомнит благодеяния, полученные им самим от Иннокентия III, клятву, которую он дал во время помазания в соборе св. Петра в Риме, — истреблять ересь и защищать святую Церковь. «Если ваше королевское величество не удовлетворится нашим ответом, мы, из уважения к вам, озаботимся сообщить об этом государю Папе».

Последнюю фразу, видимо, следовало воспринимать как ироническую? Нетрудно было догадаться, что король Арагона будет недоволен, если ему отказали во всем, что он просил. Насчет судьбы, уготованной Раймунду Тулузскому и его сыну, Собор ничего не ответил, прибегнув к очень удобной отговорке. В отношении доменов Фуа, Комменжа и Беарна он туманно допустил отдаленную возможность их возвращения. Но сначала надо было, чтобы все три сеньора добились отпущения грехов, то есть сдались Церкви и крестоносцам, — просто смехотворная уступка! Исчезала всякая надежда добиться соглашения. Отвергнуть посредничество короля Арагона значило вынудить его окончательно перейти в лагерь противников крестового похода. Но какое дело было до этого легатам? Только война до победного конца могла позволить партии Монфора полностью выполнить свои планы и обеспечить максимальные выгоды.

Однако заправилы Собора даже до получения писем Иннокентия III, осудивших их политику, хорошо понимали, что за королем стоит Папа и что предложения Арагонца — результат соглашения между ними. С Иннокентием нельзя было поступить так же, как с Педро II, просто отказавшись рассматривать его претензии в судебном порядке. Чтобы помешать Папе объединиться с противниками Монфора, была использована другая тактика: переубедить главу Церкви или оказать на его окружение такой нажим, чтобы ему пришлось еще раз изменить позицию и дать легатам полную свободу действий. Тут же из Лавора, Оранжа и других городов Юга в Рим был отправлен ряд манифестов, направленных на оправдание действий Собора. Следовало убедить мир, что если Лангедок будет возвращен Раймунду VI или передан его сыну, то католическая вера погибнет и результаты крестового похода будут сведены на нет. Написанные в одном духе и по одному образцу, эти письма несомненно имеют одного вдохновителя.

В коллективном адресе, составленном собравшимися в Лаворе прелатами, Иннокентия осыпали похвалами за все, что он сделал до сих пор. Ему в высокопарных выражениях напоминали, что это он издал указ о крестовом походе и вверил командование армией Симону де Монфору, «неустрашимому витязю Христову, непобедимому воителю». Это предприятие завершается: осталось только взять Тулузу, этот вертеп ереси, и подчинить Раймунда VI, этого упорного пособника секты. Не он ли желал соединиться со всеми врагами Церкви и папства — Иоанном Безземельным, Оттоном IV и, отчаявшись взять верх, дошел даже до такого мерзкого и оскорбляющего все христианство преступления, как отправка послов к султану Марокко? Не он ли, наконец, сговорился с императором уничтожить Католическую Церковь в их государствах и изгнать всех священнослужителей?

«Наши противники, — добавляли прелаты, — обратились к королю Арагонскому. Тем самым они рассчитывали обмануть Ваше Святейшество и ослабить Церковь. Но мы приняли свои решения единодушно. Мы сообщаем вам об этом для очистки своей совести и во избежание упрека, что не пролили полного света на вещи, касающиеся дел веры». В патетическом заключении они умоляли Папу завершить то дело, которое он так хорошо начал сам. Топор должен добраться до корней зараженного дерева, чтобы оно более никого не отравляло. Вернуть графу Тулузскому, его сообщникам или даже наследникам этих тиранов земли, которые отобраны у них по справедливому приговору и окроплены христианской кровью? Разве это не значит вызвать негодование людей, преданных великому делу, и совершить тягчайший грех — обречь духовенство на гибель, а Церковь на разрушение?

Тот же вывод содержится в письме архиепископа Бордоского и епископов База и Периге. То же утверждал и Бертран, епископ Безье. Последний с удвоенной силой клеймит Тулузу, «гнездо гадюк, которое надо раздавить», и графа Раймунда вместе с его сыном, от восстановления которых в правах следует воздержаться, ибо они воспользуются этим, лишь чтобы перебить епископов и присвоить владения Церкви. В более умеренной манере этот тезис поддерживает и архиепископ Экса Бермонд. А вскоре в Латеран пришел манифест Оранжского Собора, подписанный архиепископом Арльским и епископами Авиньона, Вивье, Юзеса, Нима, Магелонна, Карпантраса, Оранжа, Сен-Поль-Труа-Шато, Кавейона и Везона. Благодаря мерам, принятым Папой против ереси, Лангедок стал обязан ему миром, процветанием и благополучием. Нет слов, которые могли бы выразить радость и признательность христиан, наконец избавленных от рабства египетского. Колоссальная услуга, которую Папа оказал им, обеспечит ему почетное место и сонме праведных. Но ему следует довести дело до конца. Пусть он разрушит Тулузу, «это вместилище нечистот и гадов», столь же порочную, как Содом и Гоморра, а прежде всего пусть не позволит «тулузскому тирану» или его сыну вновь поднять голову. «Подобно рыжему хищнику, тот пожрет все. Тогда погибнет Церковь и перевернется мир».