Иннокентий III и альбигойский крестовый поход - [48]

Собрание, созванное Арнольдом-Амальриком, участников которого он также выбрал сам, заседало последние пятнадцать дней января, несомненно, в старой бенедиктинской церкви Сент-Ален города Лавора, воздвигнутой на самой вершине горы Агу. Оно далеко не имело того всеобщего характера, который должен был приобрести задуманный Папой съезд: на нем присутствовало всего десятка два лангедокских и гасконских прелатов. Епископам долины Роны и Прованса предстояло собраться через несколько недель на отдельный Собор в Оранже; но и там все будет проникнуто тем же духом, как и в Лаворе.

Занявшись поначалу всегдашним делом — вопросом прощения грехов Раймунду VI, собрался ли наконец Лаворский Собор подчиниться указаниям из последнего письма Иннокентия III, которое дошло до Лангедока и предписывало легатам встать на новые позиции, чтобы завершить эту процедуру? Посовещавшись на эту тему, Собор вручил двум папским агентам, которым было поручено решение этой проблемы, — епископу Рье и Федизию, свое заключение в письменной форме. Суть этого решения, скрепленного печатями архиепископа Нарбоннского, епископов Альби, Тулузы и Комменжа и подписями других прелатов, можно изложить в следующем виде: «Ввиду того, что граф Тулузский так и не сдержал своего обещания изгнать из своего фьефа еретиков и рутьеров, что после возвращения из Рима, где Папа обошелся с ним гораздо лучше, чем он заслуживал (отметим этот упрек Иннокентию III), он продолжил свои прежние преступные действия, преследуя аббата Муассака, аббата Монтобана, епископа Ажена, и что нанятые им рутьеры убили более тысячи крестоносцев; наконец, ввиду того, что подозрение в ереси тяготеет над ним столь долго и является столь общеизвестным, что становится бесспорным доказательством виновности; по всем этим причинам Собор единодушно постановляет, что он недостоин давать присягу на Евангелии и что вследствие этого ему не может быть дозволено оправдываться — как по обвинению в ереси, так и по обвинению в причастности к убийству легата Кастельно».

Сообщения о приговоре Раймунд VI ожидал в Тулузе: не доверяя Монфору, он не хотел ехать в Лавор, занятый войсками противника. Дважды епископ Рье и Федизий писали ему: мол, если он не смог оправдаться, в этом виновен лишь он сам. Через одного из своих нотариев граф ответил им: он обращается скорее к их милосердию, чем к их правосудию, но чтобы он мог оправдаться, пусть пришлют судей в Тулузу или, по крайней мере, в место, где он мог бы чувствовать себя в безопасности. Легаты официально отказали: единодушное решение Собора отныне не позволяет им выслушивать такое оправдание. Графу больше нечего и пытаться: «он лишь зря потратит деньги и силы». А отчет, отправленный ими в Рим, завершался такими словами: «Желая держаться неукоснительно в пределах наших полномочий и представив Вашему Святейшеству ряд фактов в том виде, в каком они имели место быть, мы утверждаем, что тем самым до вашего сведения доводится чистая правда и вся правда». Они возвращали Папе выражение, которое он использовал против них.

Король Арагонский с момента открытия Собора находился в Лаворе. Когда графа Тулузского отстранили, он решился появиться на сцене. Сначала он хотел устно изложить свои предложения, показав, что графов Тулузы, Фуа, Комменжа и виконта Беарнского следует восстановить во владении их фьефами; но Арнольд-Амальрик сразу же прервал его. «Сформулируйте ваши доводы письменно, — сказал он, — и направьте их Собору заверенными нашей печатью». Тогда Педро II потребовал от Симона де Монфора, чтобы на время подготовки документов и совещания прелатов крестоносцы перестали «творить зло» своим противникам. «Я не перестану творить зло, — ответил Монфор, — и на неделю воздержусь от того, чтобы творить добро: ведь преследовать врагов Христа не значит творить зло — напротив, я рассматриваю это как доброе дело». После этого ответа было заключено перемирие. Король Арагона вернулся в Тулузу и оттуда 16 января 1213 г. отправил Собору записку в защиту своих протеже.

Раймунд Тулузский, писал король прежде всего, желает вернуться в лоно Церкви. Он обещает дать удовлетворение в том, чего от него потребуют, но взывает к милосердию Собора, чтобы ему вернули то, что он утратил. Если это ходатайство в отношении его лично будет отвергнуто, пусть по крайней мере удовлетворят законные притязания его сына, Раймунда VII. В то время как отец будет исполнять покаяние за морями или в армии, которой предстоит сражаться с сарацинами в Испании (в зависимости от того, как решит Церковь), сын останется у себя на земле под охраной и надзором Арагона для службы Богу и Папе, пока не даст очевидных доказательств своей благонамеренности.

Граф Комменжа! Он никогда не был ни еретиком, ни пособником ереси. Его ограбили, отобрав землю, лишь за то, что он оказал помощь своему сюзерену и кузену, графу Тулузскому. Потому он просит о ее возвращении; впрочем, если будет доказано, что он совершал проступки, он даст удовлетворение, какого пожелает Церковь.

Граф Фуа тоже никогда не проповедовал ереси. «Это мой дражайший родич, мой вассал, — пишет король, — я не могу отказать ему в помощи. Пусть из уважения ко мне ему возвратят во владение его фьеф. Он также обещает дать возмещение Церкви».