Иннокентий III и альбигойский крестовый поход - [45]
До сих пор суверен Барселоны и Сарагосы оказывал легатам и Монфору сопротивление опосредованное, робкое, вялое. Как для него самого, так и для исхода всего крестоносного дела ничто не было чревато более тяжкими последствиями, чем его решительный выход на сцену, где разыгрывалась альбигойская драма. Могло показаться странным, что государь par excellence римский и католический, заклятый противник испанских сарацин, человек, только что спасший христианский мир (по крайней мере, так считал весь Запад) при Лас-Навас-де Толоса, вдруг стал пособником еретиков и защитником отлученных. И ведь как настойчиво «Хроника графов Барселонских» пытается оправдать Педро II по этому деликатному пункту обвинения! Она дважды утверждает, что он решился зайти так далеко, только повинуясь Папе и чтобы его сестру и дочь (жену и невестку графа Тулузского[61]) крестоносцы не лишили наследства. «Это была его единственная побудительная причина, других не было; меньше всего на свете он хотел бы идти на помощь неверным или врагам религии, ибо это был католик ревностный и безупречный перед Богом». Хронист забывает о политических целях короля Арагонского в Лангедоке и в Провансе[62]. По родственным, дружеским и культурным связям Педро был естественным защитником национальной независимости Юга. Мог ли он без конца терпеть, чтобы чужеземец (а в средние века «чужеземец» значило «враг») лишал его надежд и прав?
Итак, Педро II направился в Тулузу, отданную Раймундом VI под его защиту. Он сам назначил ей наместника, несомненно полагая, что подчинение великого города власти католического короля заставит крестоносцев считаться с его ставленником. Потом, поскольку в первую очередь следовало снестись с Папой и суметь использовать его в борьбе с легатами, он направил в Рим большое посольство с точными инструкциями. В курии между его делегатами и агентами Симона де Монфора завязалась ожесточенная борьба. Но Арагонец выбрал удачный момент. Иннокентий III был в долгу перед победителем Альморавидов[63], к тому же и убеждения, и политический расчет побуждали его теперь оказать покровительство реакции.
В конце лета 1212 г. Арнольд-Амальрик и епископ Юзесский получили из Рима письмо, рекомендующее приостановить всякую борьбу с альбигойцами. В тот самый момент, когда враги Раймунда VI уже думали, что достигли цели и ухватили добычу, их вынуждали отступать.
«Граф Тулузский, — писал Папа, — погрешил против Бога и Церкви. Он ослушался наших легатов. Он был отлучен и лишен прав, дабы строгость наказания побудила его одуматься. Тем самым он уже утратил большую часть своей земли. Однако он пока не был уличен ни в ереси, ни в соучастии в убийстве Петра де Кастельно: против него существуют лишь тяжкие подозрения. Вот почему мы ранее повелели: если его обвинят по закону, пусть ему будет позволено оправдаться в форме, предписанной нашими инструкциями, и право вынести окончательный приговор мы оставляли за собой. Однако наши уполномоченные до сих пор не допустили этого оправдания. Таким образом, мы не видим, на каком основании мы бы могли передать его фьеф другому лицу. Если выяснится, что судопроизводство по этому делу не соответствовало тому, что предписывали наши повеления, то всякий приговор, вынесенный ему в такой ситуации, следует, без малейшего сомнения, считать недействительным».
Иначе говоря, процедуры, устроенные легатами в Сен-Жиле, в Нарбонне, в Монпелье, не имели законной силы. Впрочем, Иннокентий приводит и другое соображение: «Нам бы очень не хотелось создавать впечатление, будто мы хитростью отторгли у графа Раймунда замки, переданные под нашу руку как гарантия его обещаний. Апостол велит нам избегать зла и даже видимости зла».
Папа осуждал не только легатов: в его аргументации промелькнуло слово, опасное для сторонников Монфора. Не удовлетворившись заявлением, что графа нельзя лишать фьефа, пока не вынесен законный приговор, Иннокентий добавил, что это касается и его наследников[64]. Иными словами, лишение прав имело персональный характер: можно покарать графа, но зачем всю династию лишать её достояния? Ничто не мешало оставить замки и феодальный титул, которыми владел Раймунд VI, для юного Раймунда VII. Итак, Папа уведомил Арнольда-Амальрика и его советника, «что пока нет оснований для удовлетворения их просьбы о передаче домена графа Тулузского другому лицу». Симон де Монфор мог подождать.
Папское письмо заканчивалось четкими распоряжениями. С оправданием графа надо окончательно разобраться: провести эту процедуру в формах, предписанных папской инструкцией, надлежит епископу Рье и магистру Федизию. Если получится так, что граф по своей вине не оправдается, им следует публично заявить ему, что Святой Престол в интересах мира и религии примет соответствующие меры. Но Иннокентий выражал пожелание, чтобы отныне легаты писали ему всю правду и ничего, кроме правды.
