Иннокентий III и альбигойский крестовый поход - [42]

Ситуация стала более определенной: Раймунд смог энергично защитить город против первого натиска Монфора и его рыцарей. Чтобы усугубить блокаду, паломники вырубали деревья, виноградники, уничтожали посевные культуры вокруг города, убивали мужчин и женщин, работающих на полях, грабили и жгли виллы и фермы. Горожане стойко выдерживали тяготы блокады; однажды они даже сделали вылазку в лагерь крестоносцев, захватив богатую добычу. Через три недели бесплодных усилий 29 июня 1211 г. осада была снята. Французы удовлетворились тем, что захватили Кагор. Но граф Тулузский, осмелев, в свою очередь перешел в наступление и пошел на Кастельнодари. В сентябре под стенами этого города разыгрался решительный бой между графом Фуа и отрядом рыцарей, прибывших из Франции. Раймунд-Рожер, бившийся как герой, поначалу брал верх, но после был отброшен и едва не попал в окружение; вылазка Монфора в момент бегства противника закрепила успех крестоносцев.

После этого начался форменный разгром. Благодаря подходу новых подкреплений крестоносцы захватили замок Пенн и вторглись в Ажене. Рутьеры и тулузские бюргеры, составлявшие гарнизон, который защищал Муассак, перекинули крестоносцам через стену голову захваченного в плен племянника архиепископа Реймского. Но в сентябре 1212 г. жители города, не отличавшиеся такой храбростью, как тулузцы, объявили о капитуляции и напали на своих защитников. Свои ворота врагам открыли Кастельсарразен, Мюре, Верден, Сен-Годан. Граф Комменжа и виконт Беарнский подверглись отлучению; их, равно как и графа Фуа, угрожали изгнать из их гор. Вскоре у Раймунда VI из всего фьефа осталось всего два города — Тулуза и Монтобан.

Каждый шаг вперед армии вторжения был отмечен побоищем. После взятия Лавора в мае 1211 г. сеньор Монреаля Амальрик и двадцать четыре рыцаря были повешены, но плохо вкопанные виселицы повалились. Симон, торопясь покончить с этим делом, приказал: пусть тем, кого не удалось повесить, просто перережут горло. В мгновение ока паломники произвели эту бойню. Жироду, владелицу Лавора, милосердную старую женщину, бросили в колодец и потом его засыпали. Рассказ об этих зверствах монах из Сернея завершает словами: «С величайшей радостью наши паломники также сожгли большое количество еретиков». Когда удавалось захватить совершенных, веселья было вдвое больше. Большую их группу нашли в Ле-Кассе, близ Кастельнодари. Епископы, вошедшие в замок, пожелали прочесть им проповедь и вырвать из когтей заблуждения; но им не удалось обратить ни одного, и они отступились. После их ухода крестоносцы «с превеликой радостью» расправились с шестьюдесятью из этих неверных.

В массе своей паломники были людьми убежденными и бескорыстными. Многие простые рыцари, исполнив обет, возвращались домой такими же бедными, какими приехали; они искали прежде всего духовных приобретений и верили, что, убивая, совершают богоугодное дело. Они рушили замки и разводили костры с пением «Veni, Creator spiritus»[57]. Да и как захватчикам было не верить, что Бог на их стороне? Ведь повсюду творились чудеса.

Когда собрались переносить тело мученика Петра де Кастельно, оно было найдено столь целым и невредимым, словно погребли его в тот же день, и далеко распространяло нежный аромат. Ради блага крестоносцев множились съестные припасы: в стране, где не осталось ни одной мельницы, пятьдесят тысяч человек имели вдоволь хлеба. Как-то раз по приказу Монфора к столбу, чтобы сжечь, привязали двоих еретиков: альбигойского совершенного и одного из его учеников, бедняка, который в ужасе объявил, что отрекается от ереси и желает вернуться в лоно Церкви. Монфор распорядился, чтобы его все равно сожгли. «Если он обратился искренне, — сказал он, — он искупит свои грехи в пламени, которое очищает все. Если он неискренен, казнь будет ему достойным возмездием за коварство». Зажгли огонь. Совершенный сгорел вмиг, а у того, кто отрекся, лопнули путы, и он вышел из костра со следами ожогов лишь на кончиках пальцев.

Стрелы, попадая крестоносцам прямо в грудь, не наносили ран. Когда один из их отрядов осадил вражеский замок, родники, прежде скудные, обильно наполнились водой, а после их ухода она опустилась на прежний уровень. Позже на свежепобеленных стенах одной тулузской церкви католики видели множество светящихся крестов. На трупы крестоносцев, убитых в засаде, засияв, опустился огненный столп; потом все тела обнаружили лежащими на спине, с руками, раскинутыми крестом. Монах из Сернея полностью принимает на веру все эти чудеса потому, что за их достоверность ему поручились как очевидцы папский легат и епископ Тулузский.

Вызывают восхищение проявленные в ходе этой войны выдержка и энергия Симона де Монфора: никогда еще победитель не был более достоин своего успеха. Чтобы тревожить врага, не давая ему ни минуты покоя, находиться повсюду одновременно, носиться зимой и летом из одного конца Лангедока в другой, из города в город, из замка в замок, выдерживать штурмы и осады, постоянно переходя после них в наступление, этот мелкий барон должен был обладать просто сверхчеловеческой энергией. А сколько раз он проявлял личную храбрость! Подступив к замку Фуа, он напал на солдат, охранявших ворота, всего с одним рыцарем — так он рвался в бой. А как он вел себя позже, при взятии Мюре! Переправившись через Гаронну вплавь со множеством рыцарей, он занял замок. Но тут обнаружилось, что пехотинцы и менее крепкие солдаты остались на том берегу, опасаясь пересекать реку, вздувшуюся от паводка. Он вызвал своего маршала и заявил ему: «Я отправляюсь за остальной армией». — «О чем вы, сеньор? — спросил тот. — Наши лучшие войска в крепости. За рекой осталась только пехота. Вода стоит так высоко и течение столь сильное, что переправиться невозможно; к тому же внезапно могут появиться тулузцы и убить вас — вас и ваших людей». — «Дурной совет! — ответил Симон. — Неужели я буду жить в безопасности в этом укреплении, когда бедняки Христовы беззащитны перед ножом врага! Я иду и вернусь с ними». Он снова пересек реку с четырьмя или пятью рыцарями и несколько дней оставался на том берегу, прикрывая пехоту, пока не навели мост, создав возможность для перехода. Во время осады Каркассона один крестоносец лежал на дне рва с перебитой ногой под градом камней, которые метали защитники города.