Инквизиторы - [71]

На экране внезапно возникло весьма знакомое здание. Потом грянули оглушительные взрывы, поднялись тучи пыли, закрывшие все и вся. Пыль осела, и на месте каменной громады оказалась груда щебня, от коей возносились к ослепительно синему небу столбы черного дыма.

К прокаленному солнцем небу Коста-Верде.

Весьма впечатляюще.

Маслянистый, вкрадчивый голос диктора уведомил: вы наблюдаете за торжественным уничтожением печально знаменитой политической тюрьмы Ла-Форталеса. Взрывчатку заложили саперные войска победоносной Освободительной Армии...

Присутствовавший при означенной церемонии верховный главнокомандующий дон Хайме Патэнамос любезно согласился дать коротенькое интервью. Подле генерала стояла гордая и счастливая красавица-жена. Кажется, я имел когда-то честь встречаться с обоими...

Дон Хайме сообщил, что бывший президент Армандо Раэль покинул взятые в кольцо остатки правительственных войск и позорно бежал из Коста-Верде. Принудить сопротивляющихся офицеров и солдат к почетной капитуляции не составит после этого никакого труда, - сказал дон Хайме.

Затем репортер обратился к молодому предводителю повстанцев, дону Рикардо Хименесу, давшему чуть более пространное интервью, не вставая с хромированного кресла на колесах. Дон Рикардо напомнил: крепость Ла-Форталеса была историческим памятником, но в последние годы сделалась ненавистна всякому честному гражданину Коста-Верде. Политическая темница, чудовищный пыточный застенок, символ кровавого притеснения...

Ла-Форталеса, по словам дона Рикардо, стала для республики тем же самым, чем была для Франции Бастилия.

И уничтожение этой крепости, - прибавил Хименес, - означает: в Коста-Верде начинается отныне совсем новая, гораздо лучшая жизнь...

Зуммер электронного замка, встроенного во входную дверь нашего многоэтажного дома, зажужжал.

Я ударил по кнопке, отмыкая далекую щеколду, насторожился. Вскоре послышался негромкий стук.

- Да? - полминуты спустя отозвался я, предусмотрительно подкравшись на цыпочках и стоя под безопасным углом.

- Это я, Мэтт... Я отворил.

- Остановилась в гостинице, за несколько кварталов отсюда, - сказала немного запыхавшаяся и отменно смущенная Франческа. - Все не решалась позвонить... Наверное, считаешь меня застенчивой дурой?

- Навряд ли.

- Не знала, захочешь ли увидеться вновь, после долгих месяцев...

- Прекратите молоть галиматью, доктор Диллман, - улыбнулся я. - И входите, пожалуйста.

- Мэтт...

- Он самый.

- Просто Мэтт... - молвила Франческа, подымая глаза. - Придется привыкнуть. Но мне и Сэм очень нравился...

- Так-с, - только и выдавил я.

Последовало безмолвие.

Потом я шагнул вперед, взял Франческино лицо в ладони, повернул к свету. Это лицо я запомнил превосходно, хотя Уайлдеров или Гарденшварцев, должно быть, не сразу признал бы, повстречав на улице.

Усталое лицо. Измученное.

- Люди не внемлют разумным советам, - вздохнул я. - Предупредил же: помалкивай.

- Не смогла. Не сумела бы жить с Арчибальдом, обманывая его. А еще думала, муж любит меня гораздо больше и крепче...

Осекшись, она перевела дыхание, вынула из кармана чистый носовой платок, отвернулась. Потом продолжила голосом, лишенным всякого выражения:

- Мэтт, он вел себя очень благородно. Очень-очень благородно... Всячески старался простить и не думать о... случившемся. Не каждый сумеет.

- Конечно, - согласился я, не скрывая иронии. - Только что прощать было, если призадуматься? А? Ежели по чести, да по совести?

- Не понимаю...

- В дурацкой и трусливой записке муженек велел тебе идти на все, дабы спасти его шкурку. Подчиняться любым и всяческим распоряжениям беспрекословно. Так ведь?

Казалось, Франческа не расслышала толком. Она заметно покачнулась, но тотчас овладела собою, выпрямилась, подобралась. Предостерегающе воздела руку: не касайся, удержусь на ногах сама.

Голос женщины зазвучал холодно и отстраненно:

- Арчи был очень ласков. И очень благороден... Я сказала ему буквально то же... о любых распоряжениях. Но Арчи возразил: ты ложно истолковала письмо! "Я не имел в виду ничего подобного, - то ли просто повторила слова мужа, то ли передразнила его Франческа Диллман. - И, естественно, считал, что у тебя хватит здравого смысла..." Коль скоро мне, - сказал Арчи, - было угодно лечь в постель вместе с паршивым правительственным агентом...

Я хмыкнул, однако сдержался.

- ...То воля, разумеется, моя, помешать женской прихоти он, Арчибальд, не в состоянии... Особенно будучи пленен бандитами.

- Особенно.

- Но, поскольку я все-таки его жена - хоть и постаралась на время позабыть об этом, - он готов простить... Сумеет простить... Когда-нибудь. Я ведь оказалась так честна, что не сумела утаить шила в мешке... И Арчибальд оценил мою искренность.

Франческа беспомощно всплеснула руками, потупилась.

- Господи! Поверь, Мэтт, я любила его! Бог свидетель, я любила Арчи... Убила бы ради него, умерла бы ради него. Чуть не сделала того и другого... А после стояла и видела: на глазах моих любимый человек превращается в никчемного, напыщенного, трусливого, беспардонного, безжалостного обывателя! Прямо на глазах! И я... терпела. Долго терпела...