Инквизитор - [15]

– Я брат Блэр, – сказал Малком.

Я по-новому посмотрел на мужчину, пытаясь найти сходство не только во внешности, но и в характере. Хрупкая фигурка Блэр не вязалась со всем видом Малкома. Да и черты у них были разные. Только вот глаза совершенно идентичные, зеленые-зеленые. Не думаю, что мне когда-нибудь снова удалось увидеть хоть одну такую пару глаз. Представьте себе яркое зеленеющее поле в цветах в начале весны. Представили? Вот такие были их глаза. У обоих.

– Почему ты спас меня? – спросила Блэр. – Ты ведь инквизитор.

Я хмыкнул и бросил легкий насмешливый взгляд в ее сторону.

– Я больше не священник. И не инквизитор. И не служитель Бога.

Малком, угрожающе сжимая кулаки, сделал шаг в мою сторону.

– С чего ты взял, что мы тебе поверим?

– Можете не верить. – Я пожал плечами. Неожиданно мне стало все равно. Пусть делают со мной что хотят. Убивают, пытают, отдают обратно Рафаэлю. Мне было абсолютно все равно.

Блэр задумалась, хмуря брови. Я заметил, что она уже сменила рваную одежду из подземелья на обычное одеяние. Легкое, темного цвета платье в пол с квадратным вырезом на груди.

– Ты говорил что-то про Надию, – вспомнила вдруг она. – Откуда ты знаешь ее?

Я опустил глаза. У меня не было сил встретиться с их взглядами и сообщить, что я являлся причиной ее смерти. Ведь Надия явно что-то значила для них. Как и отец.

Малком наблюдал за мной и сразу же понял причину. Он не сомневался ни на секунду, думаю, я бы тоже не сомневался. Тогда я не умел врать. Мне говорили, что вранье – страшный грех.

Он сделал несколько шагов ко мне и, схватив за горло своей ручищей, впечатал в стену. Я попытался освободиться, но понимал, что в любом случае проиграю эту битву. Он был вдвое сильнее меня, а меч они забрали. Должно быть, боялись, что я зарежу их, как свиней.

– Малком! Прекрати! Хватит!

Голос Блэр был моим спасением. Она бросилась на брата, оттаскивая его от меня, давая мне шанс глотнуть воздуха. Я закашлялся, схватившись за шею.

– Он убил ее! – крикнул Малком из-за спины Блэр, указывая на меня.

– И что? – Она даже не обернулась в мою сторону, глядя только на брата. В ту секунду я готов был пойти на любые уступки, лишь бы спастись от гнева Малкома. – Мы оба знаем, как работает инквизиция. У него не было выбора.

– Выбор есть всегда! – прорычал Малком и отвернулся.

Я почувствовал легкие прикосновения призрака. Она пришла, пришла! Сердце мое возликовало! Надия пришла спасти меня. Я поднялся, чтобы поприветствовать ее. Но неожиданно, пролетев мимо меня, она опустилась рядом с Малкомом и положила ладони на его лицо. Так же, как она делала это мне. Успокаивая, незримо оберегая, забирая боль. Я почувствовал укол ревности в груди. Почему она проявляет к нему доброту? Ведь Малком только что чуть не убил меня! Я был в ярости, гримаса недовольства исказила мое лицо.

«Не суди его, Адам. Всем нам есть в чем покаяться».

Она посмотрела на меня своими темными глазами, и мне все стало понятно. Каким бы потерянным человеком я ни был, во мне все еще оставалась та часть, способная распознать любовь. Не нужно было спрашивать, чтобы понять, что Малком любил Надию. И, возможно, она любила его тоже. Я не хотел знать.

– А вы любили Надию?

Малком вышел, хлопнув дверью, оставляя нас с Блэр наедине. Я молчал, не зная, что еще можно сказать. Ведьма смотрела в окно, сквозь которое было видно, как брат уходит в лес по узкой тропинке.

– Он никогда не сможет простить тебе этого, – сказала вдруг она.

– Простить можно все.

Блэр покачала головой. Я приблизился к ней и, вглядевшись в ее зеленые глаза, попытался найти там отголосок Надии. Но ее глаза были совсем другими. Не нежными темными омутами Надии, в которых я видел любовь к себе.

– А ты… Ты сможешь простить меня? – неуверенно спросил я.

Блэр едва заметно улыбнулась. От улыбки ее лицо преобразилось, и сразу стали заметны ямочки на щеках.

– Ты можешь остаться с нами, если хочешь, – сказала она, блеснув зеленью глаз.

Не дожидаясь ответа, Блэр покинула комнату с тихим шелестом платья. Я остался один на один со своими мыслями в новом доме. Да, я наконец-то обрел его.

* * *

Жизнь в доме отшельника текла своим чередом, в ней редко что-либо менялось. Я понемногу узнавал людей, живущих со мной под одной крышей.

Малком предпочитал не замечать меня, ну, или относиться ко мне со всевозможной холодностью. Он не решался убить меня только из-за Блэр. На нем в доме лежали все хозяйственные работы: он топил дом, колол дрова, носил воду с ручья, готовил еду. Все эти, казалось, повседневные хлопоты здорово увлекали и не оставляли ни минуты свободного времени. Я помогал ему. Старался помочь, когда он не прогонял меня. Если же такое случалось, мне оставалось только бродить по лесу.

Лес был каким-то отдельным миром. Ни церковь, ни город, ни запыленные улицы не были похожи на него. В лесу пели птицы, шелестели листвой деревья, цвела дикая сирень. Все казалось мне новым и прекрасным, отчего по вечерам не хотелось возвращаться к свету фонаря на крыльце дома. Но каждый раз я возвращался.

Простые вещи, вроде собирания ягод или выращивания картошки, были чужды мне. Я никогда таким не занимался и не знал как. Блэр смеялась над моими глупыми попытками попасть топором по стройному полену в то время, как Малком только печально качал головой. Я же недоумевал, отчего мне так легко давалось опускать меч на головы врагов, но не на деревянные поленья. В чем разница? Подобные мысли я предпочитал держать при себе.