Инквизитор - [10]

Валерио явился на пороге душевой. О, Боже! Без слез не взглянешь – лепрозорий отдыхает. И на чем только держались его плавки!

Тело, усеянное ранами и измученное регулярным (по его словам) недосыпом, не просто нуждалось, а настоятельно требовало обильного питания и немедленной госпитализации для длительного лечения.

Доменик поспешно перевела взгляд на великолепного "Луи" – глаза требовали отдыха на чем-то более эстетичном.

Она до упора раздвинула дверцы кабинки:

– Я тоже. Прошу вас. Устраивайтесь так, чтобы вам было… м-м-м… комфортно и удобно. Я понимаю, что положение лежа вас устроило бы больше, но… если бы я заранее была предупреждена о вашем визите, непременно бы пристроила джакузи. Так что… Ну, как? Все нормально? Ничего не мешает? Вас ничто не должно стеснять, чтобы заснуть спокойно.

Несмотря на некоторую долю сарказма в голосе, все-таки, червячок сомнения прогрыз крохотную дырочку в ее уверенности в существовании этого дешевого заговора против нее. Слишком уж быстро Валерио согласился на ее предложение. Он, в соответствии с "легендой", должен был бы проявить активное нежелание сотрудничества и настаивать на сфабрикованной кем-то линии поведения социопата, жаждущего компенсации за, якобы, регулярное появление Доменик в его сновидениях.

И, она, спасая свою жизнь и жизнь дочери, бросилась бы искать причины подобной неразберихи, используя разработанные ею методы диагностики.

Правда, аппаратура ей все-таки понадобилась бы. Как же они это не учли?

Вот и еще один аргумент в его пользу. Если бы это был преступный заговор, ее заперли бы в лаборатории, а не дома. Тем более что зачастую она засиживалась там до полуночи. И им не понадобилось бы этих трех дней. Для кражи информации достаточно одной ночи. Даже меньше, умеючи.

И тут Доменик словно окатили ледяной водой: "Неужели они пронюхали о "паучке"? … ".

– Вы, что, смеетесь? – Валерио раздраженно цеплялся к каждому ее слову, – если бы я имел возможность, как вы говорите, "спокойно заснуть", мне не помешало бы и положение стоя с открытыми глазами на шумном перекрестке.

"Нет. Вряд ли. Тогда бы он не изображал из себя клоуна с этой идиотской сказкой о сне, а пытал бы меня до посинения, моего посинения, естественно, чтобы залезть в тайник".

Она изобразила на лице максимум участия, что далось ей не легко на фоне мелькнувшей догадки:

– Тем более. Сейчас вам предоставляется улучшенный вариант этой возможности – сидя, при закрытых глазах и без шумного перекрестка. Я проконтролирую ситуацию, не волнуйтесь. Так что, спокойной ночи.

Валерио настроил подходящую ему температуру воды и отрегулировал мощность потока, морщась от колких струй воды, забарабанивших миллионом молоточков по телу.

Брызги, как и предполагала Доменик, тут же оросили пол и стены душевой, ручейками скатываясь с ее дождевика, предусмотрительно наброшенного на плечи.

Валерио поерзал на стуле, пристраиваясь таким образом, чтобы ни один дюйм его тела не остался не охваченным спасительным водопадом.

– Предупреждаю, я…

– Да спите уже, – насмешливо прервала его Доменик, – или вам спеть о красивой юной розе[3]? Я не сбегу. Вы уж постарались. Кроме того, теперь уже на мне ответственность за вашу жизнь. И я более лояльна в этом смысле. Всего лишь сообщу в полицию об инциденте. Молчите! И спать!

Глава 2

Он заснул мгновенно.

Несмотря на бьющие тугие струи воды, на яркий свет ламп, на бдительную подозрительность относительно обещания Доменик охранять его во время сна.

Она же с любопытством, куда затесалась вдруг и капля сострадания, его рассматривала.

Если бы не болезненная гротескная худоба анорексика с выступившими с жестокой откровенностью анатомическими подробностями скелета, он вполне соответствовал бы стандартному эталону мужской привлекательности – высокий, пропорционально развитый, с длинными стройными ногами, уже не слушающихся его и сползших за пределы кабинки.

Но… "мяса" явно не хватало.

Да и лицо – мужественности не отнять, несмотря на выступившую вдруг беззащитность прежде твердокаменно сжатых губ и напряженно прыгающих скул.

В голове Доменик, конечно же, плутала мысль связать его теми же веревками, сполна прочувствованными ее телом, выключить эту глупую воду и, растолкав его, применить к нему те же садистские методы угроз с требованиями выдачи ключа. Да, даже, если бы он отказался стать благоразумным, два дня уж как-нибудь она пережила бы в его обществе. У Лудовики есть свой ключ.

Но…, если кто-то и проболтался о "паучке", почему, все-таки, он согласился на этот дурацкий опыт?

А, может, он вовсе и не спит? И подглядывает сейчас за ней, дожидаясь, когда она устанет надзирать над ним и задремлет. И тут же причинит себе очередное увечье, якобы, проснувшись от боли.

Доменик поежилась – уж очень кроваво.

Вода беспощадно хлестала истерзанное тело, но он никак не реагировал на искусственно созданное неудобство, продолжая безмятежно похрапывать под ее пристально-недоверчивым взглядом.

Накинув на голову капюшон, Доменик, поколебавшись, коснулась его бессильно повисшей руки. Никакого отклика.

А, может, он, действительно, болен? И ему просто-напросто негде жить? И весь этот убийственный маскарад, рассчитанный на слабонервных, всего лишь для того, чтобы, наконец-то, отоспаться где-то под крышей? Поэтому он и не сопротивлялся ее предложению. Пусть и под водой, зато в доме, где, может, потом и накормят.