Инкубус - [54]

– Почем продал?

– Док, ты погоди, еще ничего не продал! Он говорит – мне датчик нужен на проверку. Я ему – да ради бога, хоть сейчас. Плати и бери. Короче, мы с ним долго разговаривали, пока пришли к единому знаменателю. Договорились, что я приеду, привезу документы и образец, а у него ко времени визита деньги будут готовы. Подходит время мне ехать – звонит, говорит, проблемы с деньгами, можно ли на три транша разбить? Я говорю – да пожалуйста, легко, я датчик на три куска распилю и буду вам отдавать по кусочку с каждым траншем.

– И чего?

– Оценил мое чувство юмора. Через полтора месяца я приехал, оформили все бумаги, деньги поступили.

– Почем обошлось?

– В тамошней валюте шесть нолей после значимой цифры.

– Неплохо.

– Я тоже так думаю. Самое основное, он мне совершенно бесплатно банкира сосватал. Я ведь тогда темный был, не понимал, что к чему. Банкир мне популярно объяснил, что такое банковская гигиена и как не потерять то, что есть. Я ведь умудрился сдуру на историческую родину сотню тысяч загнать.

– Зачем?

– Для жизни.

– И как?

– Нормально все было, пока не решил снять все деньги. Оказалось – вход шекель, выход два. У меня, конечно, основная сумма в оффшоре лежала, но все равно обидно, сотка – это не копейка.

– Подарил исторической родине?

– Черта с два! Ездил челноком туда-сюда, вывозил в Москву потом.

– Слав, ну ты молоток, чес-слово!

– Ага, кувалда! Ну и вот, несколько лет прошло. Вернулся, с женой развелся, финансовые вопросы с ней и с детьми решил. Матушка к тому времени умерла, стал в родительской квартире жить, она хорошая, большая, куда мне одному столько. Работать идти смысла никакого нет, тем более что англичане еще раз подкатили, снова сделал для них разработку. На коленке, конечно, но все работает. И вот просыпаюсь я по утрам – и сам над собой смеюсь, и досада берет.

– Не понял…

– Ну, ты только представь себе! Всю жизнь пахал как раб на галерах – ни денег нормальных, ни удовольствия, ни удовлетворения. А тут всего-то делов на пару минут, если реально подсчитать, всего-то несколько верных шагов – и в дамки! Вот я и просыпался и сам над собой ржал. Наверное, надо бы гордиться, а у меня кроме усмешки ничего и не получалось. Зачем живу – непонятно. На работу ходить не надо. Друзей не осталось – кто уехал, кто спился, кто умер. Стал музыку слушать, в консерваторию таскаться да в зал Чайковского. В один вечер прихожу, рядом пустое место. Уже концерт начался – никого. Ну, мне приятно, места свободного больше. Тут вижу краешком глаза – протискивается из прохода, сидящим на ноги наступает. На нее шикают, она извиняется. На соседнее место села. Я ей в антракте что-то сказал – ответила. Услышал и понял: она мое все. С тех пор вместе. Как видишь, простая история. Теперь не расстаюсь, ни с Ольгой, ни с детками. В путешествия ездим, по морям, по курортам. Жаль, малышня подрастает, скоро в школу – уже так не наездишься. Я теперь понимаю, что только жить начал. Все остальное, что до этого было, – какая-то затянувшаяся прелюдия, к тому же сплошь фальшивая.

Док смотрел на Славу, понимая, что лишний он здесь со своими проблемами. Но больше идти ему было некуда. Открыл портфель, достал папку, положил на стол.

– Взгляни, по старой памяти.

Слава надел очки и начал лениво перелистывать страницы. Где-то останавливался, что-то просматривал несколько раз, возвращаясь; часть листов просто пропустил. Наконец, закрыл папку и отложил в сторону.

– Слушай, тоже по старой памяти. Зачем оно тебе? Это все чушь. Всего этого не существует. Сказки Венского леса.

Док молча полез в портфель, достал ноутбук. Открыл, включил, повернув экраном к Славе.

– Видишь, дрожит? А знаешь почему? А потому что поток нестабилен! Сейчас прибавлю оборотов, все будет хорошо, – жутко было слышать живой Жекин голос.

– Не может быть.

– Может.

– Монтаж?

– Нет. Сможешь повторить?

– Ален нови, ностра алис! Что означает – ежели один человек построил, другой завсегда разобрать может[55].

Глава 23

– Пап, звал? – Джон открыл кабинетную дверь. Андрей обернулся. – Чего делаешь?

– Ничего, сын. Ничего не делаю.

Часы на стене показывали половину одиннадцатого ночи. Андрей потер виски, отошел от окна, сел за стол. Через несколько секунд поднялся с кресла и стал ходить по кабинету.

– Что такое, пап?

– Пытаюсь понять, что вообще происходит.

– А ты разве не понимаешь?

– Джонни, если по-честному, нет.

Андрея давно настораживала, если не сказать – пугала не по годам наступившая взрослость сына. В мои двенадцать, промелькнула мысль, все, на что я был способен, так это гонять мяч с утра до ночи.

– Я вам чай с пирожными принесла! – Кадри вошла в комнату с подносом.

– Ма, папа совсем грустный сегодня.

– Ничего, с ним бывает! Особенно после самолета, – рассмеялась Кадри, обнимая обоих мужчин. – Сейчас пару пирожных съест, и все как рукой снимет!

– Джонни, – глухо вымолвил Андрей, – я хочу знать, что мы с мамой сегодня привезли из Лхасы. Что это такое?

– Па, я объясню. Но это небыстро.

– А я никуда и не спешу.

Андрей сел на диван. Кадри, подобрав под себя ноги, устроилась рядом. Теперь Джон в задумчивости стал молча ходить по кабинету. Как же вы похожи друг на друга, мои мальчишки, улыбнулась Кадри.