Инкубус - [29]

]

[– А как же Алеко?]

[– Сказал, Алеко же наставник. Он должен с нами построже. И еще.]

[– Что?]

[– Передал тебе: если бы я был на месте Джона, я бы посильнее вломил! Пожестче!]

[– Шутишь, Йо-Йо!]

[– Не шучу! Он еще – твой Джон железный парень. Подружимся.]

[– Вот хотелось бы…]

[– Скоро Посвящение.]

[– Скорей бы!]

[– Синяки болят?]

[– Уже нет. Спи, Йо-Йо. Спасибо тебе.]

[– Давай, дрыхни, Конан-Варвар!]

[– Йо-Йо.]

[– Что?]

[– А они тебе про Кольцо рассказывали?]

[– Нет.]

[– А почему? Ты не спрашивала?]

[– Спрашивала.]

[– И что?]

[– Говорят, нельзя. Только после Посвящения.]

[– Йо-Йо…]

[– Чего еще?]

[– Ты на меня не злишься?]

[– Нет. Всё, конец связи.]

– Как можно злиться на такого Мужчину?! – твердо сказала Женщина внутри Йоко.

Глава 13

– Который час?..

– Я тебя разбудил?

– Нет, я сама. Который час?

– Половина третьего.

– Ты где был?

– В кабинете.

– Что ты все бродишь? Иди спать.

– Сейчас. Только молока выпью.

– Принеси мне. Я тоже хочу.

– Тебе холодного или нагреть?

– Холодного.

– Ты что там разбил?

– Кружка с полки соскользнула. Я собрал осколки.

– Какая кружка?

– Моя старая.

– Это какая – старая?

– Ну, где «Таллин» написано. Я ее у тебя тогда увел.

– Не увел. Я тебе сама подарила.

– Жалко ее. Столько лет жила.

– Да ладно тебе. Посуда бьется к счастью.

– Все равно жалко.

– Иди ко мне. Я уже забыла, когда мы вместе засыпали.

– Иду.

– Обними. Не так. Крепче.

– Обнял.

– Ты как вареный сегодня. Ты вроде здесь, а вроде и не здесь. Что с тобой?

– Ничего. Нормально всё.

– Я вижу, как нормально. Что опять такое?

– Ничего. Просто думаю.

– О чем?

– Обо всем.

– Мне из тебя ответы клещами вытягивать? Андрюша, что с тобой?

– Ничего. Пойду, сигарету возьму. Тебе принести?

– Не принести. Я в постели не курю. Давай, возвращайся быстрее.

– Успокоился?

– Немного.

– Так что случилось?

– Джон сегодня в школе подрался.

– Я знаю. И что? Ты, что ли, не дрался?

– Дрался. Но я не о том.

– А о чем?

– Я боюсь, Каа.

– Чего ты боишься?

– Силы. Той силы, что в них.

– Андрюша… Не силы бояться нужно.

– А чего, по-твоему?

– Бессилия.

– Я неправильно сказал.

– Скажи правильно.

– Я не силы их боюсь. И даже не боюсь. Просто – то ли понять, то ли принять – не могу.

– Чего?

– Того, что они другие. Джон такой ласковый. Все время – «папа», «мама»… И ведь видно, что не наигранное, что не притворяется.

– Это плохо?

– Нет. Но это… это… не знаю, как сказать.

– Скажи как есть.

– Это неправильно, Каа.

– Не поняла!..

– Я себя вспоминаю. Чем старше, тем от родителей дальше. А тут получается всё наоборот. У меня такое чувство, что не он мой сын, а я его. Ведь я должен его оберегать, охранять – а мне кажется, что это он нас с тобой охраняет. И Йоко такая же. Они вроде обычные дети, если на улице встретить. А я вижу, что всё совсем не так. Я уже сколько лет с ними занимаюсь! Сколько книг, сколько мультиков, сколько фильмов, сколько пьес – перелопатил, подобрал, вместе с ними прочитал, посмотрел, обсудил…

– Андрюша, такая твоя работа.

– Я знаю, Каа. Я знаю, что никто, кроме нас, кроме меня, не расскажет им об этом мире так, как расскажу я. О нашем мире. О мире, которого, может, завтра уже не будет. Если не я, то кто? Телевизор?

– Милый, ты знаешь. Они не станут смотреть телевизор.

– А я боюсь, что станут.

– Не станут. Они другие.

– Но ведь меня же – они слушают! Часами! И все книги, что я даю, – от корки до корки!..

– Потому что они тебе доверяют.

– А мне страшно, что я дам им что-то не то. Научу их чему-то не тому, чему-то неправильному…

– Андрей!

– Что?!

– Что ты предлагаешь?! Вообще их ничему не учить? Гимназию с гувернантками? Закрытую частную школу? Какой-нибудь Челси Индепендент Колледж? Тебе что, здешнего зоопарка, куда они каждый день вынуждены таскаться, чтобы выглядеть неотличимыми от массы, тебе этого мало?!

– Я не о том.

– А о чем?

– О том, Каа, что я боюсь научить их неправильному.

– Андрюша, у них иммунитет.

– Какой?

– Иммунитет к мерзости. Разве ты не видишь?

– Не вижу.

– Ну, прости. Я забыла. Ты же не мать. Такое может видеть только женщина. К ним не пристает.

– Что не пристает?

– Дерьмо не пристает. Поэтому они так относятся к нам. Поэтому они нас так берегут. Поэтому тебе и кажется, что мы их дети, а не наоборот. Вот Джон сегодня подрался. А ты знаешь, почему он подрался?

– Нет.

– А я знаю. Он мне рассказал.

– Почему?

– Потому что избежать драки возможности не было. Потому что не было другой возможности отогнать этих песьеголовых выблядков. Остановить их. Поставить на место мразь, какой мир наполнен до краев, да что там до краев – перехлестывает уже! Мутная волна мерзости и тлена, она везде, ее могильная вонь – она всюду. Посмотришь – вроде снаружи дети как дети, чудесные такие, ангелочки, да?! А внутрь загляни – мерзость! Потому что яблочко от яблони…

– Каа, как ты можешь? Это дети! А как же педагогика? Как же воспитание новых людей?

– Никак. Я не верю.

– Почему?

– Потому что я каждый день вижу новых людей. Настоящих. И их, новых людей, только двое. Остальные – дерьмо дерьмом. В наших есть то, чего нет в окружающем мире.

– Что, Каа? Сверхспособности?

– Нет, милый. Сверхспособности только внешняя оболочка. Смотри глубже. В корень смотри.

– Что?

– Человечность. Безусловная. Врожденная. Неотъемлемая. Непоколебимая. Вот что составляет их суть, вот что образует их стержень, Андрюша. Блин, весь сон сдуло. Кофе хочу. Пойдем вниз.