Инкуб - [8]

 Едва только оказавшись в этом городе, он захотел здесь жить, чтобы иметь возможность слушать и наблюдать. Но за фасадом его восприняли как чужака, и только решение Города сделать его Наблюдателем позволило ему остаться. Незаметно для себя, вместе с городом, он полюбил и людей, что его населяли…

 Наблюдатель не вмешивается в жизнь людей. Он следит за Балансом и никогда не принимает каких-либо самостоятельных действий без допущения Совета. Наблюдатель не имеет права спасать, помогать или просто сочувствовать. Наблюдатель, нарушающий правила Совета, предаётся под суд обитателям города, который может заключать в себе как наказание, так и смерть, в зависимости от того, чьи интересы были ущемлены его действиями…

 Гэбриелу был неинтересен Баланс, как и правила, которыми его забросал Совет, после того, как он стал Наблюдателем. Он был первым, кого избрал сам Город, и слушал только его. Видящих в Совете он считал не более чем собранием выскочек, заинтересованных больше в статусе, нежели в сохранении того самого Баланса, о котором всегда твердили.

 «Интересно то, что зная, что вы не люди, я вижу сборище низкосортного человечества, тянущего на себя одеяло эфемерной власти. Как Наблюдатель, я не обязан вам ничем, поэтому больше не появлюсь на Совете. Играйте в свои игры без меня» - так он сказал, уходя, потеряв протекцию и голос, но оставшись Наблюдателем, понимающим язык Города. Именно поэтому нынешний глава Совета, председатель Коби Кёль, был только рад представившемуся случаю избавиться от неблагодарного чужака, в глубине души опасаясь, что Гэбриел может решить претендовать на его место. Ведь сам Город принял Инкуба…

 - Готово. Две минуты до полуночи, я ухожу. Спасибо за предложение нарисовать тебя. Необычно, но это именно то, что мне было нужно. Прощай… но, постарайся пережить эту ночь.

 - Ты не покажешь мне портрет?

 - Не сегодня.

 Лёгким изящным движением она запрыгнула на подоконник, улыбнулась, взлохматив чёлку, и шагнула в ночь, сжимая в руке свёрток с портретом Гэбриела Ластморта – инкуба, не такого как те, кого она знала… какой была сама, хоть никогда и не хотела ей быть.

 Не сегодня… Он улыбнулся.

 Надев плащ, и посильнее натянув шляпу на глаза, так, что полы скрывали лицо, он отправился на улицы города, оставив одинокую свечу догорать на столе, там, где недавно стояла незнакомка, закусивши губу, тщательно вырисовывавшая линии его лица. На какой-то момент Гэбриелу захотелось верить в то, что портрет может быть лучше отражения, и если он ему понравится, то он хочет, действительно хочет его увидеть…

 Он спускался по лестнице, когда его окликнул хозяин, как всегда по вечерам сидевший внизу, в уютном кресле у камина, потягивая ароматный глинтвейн:

 - Эй, Иностранец, на часах полночь, не поздновато для прогулки?

 -  Рановато. Вчера я ушёл в два…

 - Ох, не знаю, что у тебя за работа такая ночная, главное, чтобы не был маньяком каким. Ты ведь не маньяк?

 - Вы всегда меня это спрашиваете, когда видите выходящим на позднюю прогулку.

 - Ну, знаешь, перестраховка никому ещё не вредила! Глотнёшь винца на дорожку?

 - Не сейчас, хозяин. Срочное дело, - с этими словами он уже выходил на улицу, однако, повернувшись, добавил: Если кто-то будет меня спрашивать, пусть ищут на мосту. Том, что за парком, неподалёку…

 - А, там ещё паб рядом, «Дикий Койот» вроде называется?

 - Верно, именно там.

 Гэбриел ушёл, а хозяин только покачал головой, и вновь принялся за чтение очередной книги, которую ему предложил Иностранец. На этот раз что-то из шведской драматургии: Стриндберг, Игра Снов.

 - Интересно, интересно… - пробурчал Якоб, отпивая большой глоток пряного мальбека[12], - как раз не спится, так хоть почитаю про сны. Однако, странный этот Иностранец, определённо. Немец или англичанин, никак не возьму в толк…

***

 Она шла, гуляла по крышам, высматривая на небе бледный диск едва заметной луны. Странные ночи царили в этом городе – словно нарисованные белыми, размытыми кистями вероналового[13] безумия. Этот воздух как наркотик… густой, плотный, пьянящий... немудрено, что здесь часто сходят с ума.

 Она сжимала в руках своё маленькое сокровище – драгоценный свёрток, казавшийся ей таким дорогим, что в мыслях она ругала себя, злилась, презирая то, что она называла человеческими чувствами. Какая неосторожность, предупредить Наблюдателя о готовящемся суде… но, он как будто знал, был готов… или не подал вида… хотела бы я ещё раз увидеть это лицо…

 Усмехнувшись, Мэлис покачала головой, и, крепче сжав свёрток, направилась в сторону центра. Там она жила – в отшельничьем театре, талантливая художница и пленница похоти, признающая лишь один мир – изображённый на тонких гладях полотен.

 _________

Серебро

 _________

 Медленно, прислушиваясь к городу, Гэбриел проходил пустынные перекрёстки, направляясь к мосту, тому самому, где вчера спас от верной гибели почти потерявшего себя декадента Поля, чем и накликал гнев стервятников.

 Он презирал этих безликих тварей, паразитирующих на безволии и слабости людей. Однако, становясь Наблюдателем, хотел просто жить в этом городе, не вмешиваясь в судьбы других. Ему было неважно, что его считали чужаком – лишь бы оставили в покое. Но он сам оказался недостаточно спокойным, чтобы позволить серым теням на глазах поглотить человека, который не казался обречённым, лишь слегка заблудившимся по неопытности и свойственной людям простоте. Вот, правда, этого поступка оказалось достаточно, чтобы жестокий суд приговорил Гэбриела Ластморта к смертной казни. Суд, название которому легальное беззаконие, созданное Советом под прикрытием того самого Баланса, которого, как верил Гэбриел, попросту не существует.