Инкуб - [43]

 Тогда, похоронив отца, Мария попросила Александра, своего жениха, увезти её на его родину, в Санкт-Петербург – подальше от проклятия её семьи и страха кошмарного призрака ночи. Дочь Ганца Риддельмара возненавидела кошек ещё сильнее, чем он сам. Но, в память об отце, навсегда запомнила ту песенку-оберег, что он пел ей, а после приговаривал тихо, касаясь мягким поцелуем её изящной головки: «ты – хорошая кошка».

***

 Алиса родилась спустя семь месяцев, как её родители переехали в город белых ночей, оставив позади тёмные вехи Швейцарии. Мария Риддельмар хотела воспитывать дочь сама, но Александр настоял на том, чтобы девочка ходила в воскресную школу и больше гуляла, нежели сидела дома, листая «романтические небылицы» - так он говорил. Поддержка мужа и его уверенность в том, что на новом месте никакие невзгоды их не коснутся, убедила Марию не стремиться оградить дочь от внешнего мира, как когда-то поступил Ганц Риддельмар. Но всё так же сильно она ненавидела кошек и с трудом сдерживала гнев и иглы воспоминаний, когда маленькая Алиса вновь заговаривала с родителями на эту «запретную» тему.

 Девочка, напротив, обожала кошек. Она всегда хотела иметь одну, но мама прогнала ту, что мяукала у порога. Когда они вместе гуляли по паркам Царского Села, где купили дом, ибо род Александра был в почёте у королевы, редкие кошки, встречавшиеся по пути, разбегались от чёрного взгляда Марии. И маленькая Алиса плакала, мяукала, звала их – но строгая мать тянула её за собой, приговаривая: «Ты – хорошая кошка, Алиса. Остальные – плохие».

 Александр, как мог, поддерживал дочь, привозя ей из дальних поездок книги, амулеты, статуэтки и даже маленький музыкальный инструмент – систр – так или иначе связанные с кошками. Но больше всего Алисе хотелось, как в маминой песне, пригреть на коленях тёплое мурчащее существо.

 Алиса росла, но была закрытым ребёнком, и совсем не имела друзей. Одна, тринадцатилетняя девочка играла в траве у Шапели в Александровском парке, мечтая о том, что у неё есть подруга – чёрная кошка Алиса. Она пела ей песню и баюкала на руках, целуя бархатистую мордочку. И всё чаще из мира людей она уходила в свой особенный мир, где взрослые были безлики, и только кошки могли по-настоящему чувствовать и дарить любовь.

 - Говорят, у вас, кошек, девять жизней. А как узнать, которую живёшь сейчас?

 - Нам дали больше шансов, но так и не научили считать…

 - Зачем тогда это?

 - Чтобы каждую жизнь мы проживали как последнюю.

 - Даже если просто упасть с высоты?

 - Да… получив наслажденье полётом.

 - Почему тебя вижу только я?

 - Потому что иначе меня тут же прогонят.

 - Но ты… настоящая?

 - Да, и мне нравится твоя песня. Спой мне…

 - Мама говорит, её пел ещё дедушка…

 - Да, пел…

 - Почему ты погрустнела?

 - Милая Алиса, эта песня – наша тайна. Помни её… пой мне, и я всегда буду рядом…

 Мария Риддельмар не одобряла игры с «воображаемым» другом, но ничего не могла поделать – дочь, несмотря на все усилия Александра, становилась ещё более странной и погружённой в себя, чем её мать. Но, тем не менее, ничто не предвещало грозы, пока и у Алисы не наступили кошмары…

***

 - Что ты видела? – спрашивала Мария Риддельмар.

 - Ничего, мама. Просто плохой сон, - сонно всхлипывала Алиса.

 - Чёрная кошка? Ты видела её? – не успокаивалась Мария.

 - Нет, просто было холодно и темно, и я испугалась. Всё хорошо, мама…

 Алиса знала, как трактуются чёрные кошки в бесчисленных сонниках, и не хотела слышать проклятия, с которыми её мама отзывалась об «этих ужасных созданиях тьмы». А ещё она очень боялась, что ей запретят общаться даже с её «воображаемой подругой». "Она сказала… она настоящая..." Потому молчала, не доверяя родителям сны о зловещей пантере, вгрызавшейся в её безвольную плоть. Единственная, кому девочка могла открыться – была чёрная кошка, невидимая другим, жившая возле Шапели. Но с приходом кошмаров, Алису больше не водили туда гулять. И в одну из ночей она убежала из дома, чтобы предупредить об опасности ту, кто была так сильно ей дорога.

 Алисе казалось, что кошмарная пантера охотится не за ней, а за кошкой, носившей её имя, так сильно любившей, когда ей поют. Не зная наверняка, куда бежит, девочка чувствовала, что найдёт дорогу к Шапели, даже если ночь перевернётся кверху дном, и ей придётся плыть в забродившем вишнёвом сиропе (несмотря на то, что она никогда не училась плавать), уклоняясь от едкого дыма закоптелых каминов и роя сломанных светлячков, ослепляющих своим бесконечным предсмертным миганием. Следом за ней, из границы меж сном и реальностью, продираясь сквозь хрупкие декорации жизни, Гекатой[139] скользила пантера, пачкая юбки в грязи эбонитовой мглы. Алиса слышала её дыхание, и бежала быстрее, теряя последние силы, падая на руки, отталкиваясь от обломков ревущего мира, облачённая в чернильные пятна нераскрытых историй багровых страстей.

 Наконец, после длительной гонки по кругу, клубок распустил свои нити, и вывел Алису к готической башне – Шапели – над которой на волнах приливов качалась луна. Чёрная кошка мирно спала в её колыбели прямо над острою крышей вонзённого в землю пера. Алиса от страха потеряла дар речи. Её губы беззвучно взывали к дремотной луне. Сидя под ней между светом и тенью, обняв, прижав к себе озябшие, ободранные колени, маленькая девочка следила, почти теряя сознанье, как горящие свечи – глаза демонической Мары