Инкогнито - [19]

– Ты права, одинокая буква выглядит загадочней целого имени, тем более что оно обычное. А вот твое наверняка красиво, птичка. Как и ты.

Строчки расплылись. Арина мотнула головой, пытаясь стряхнуть слезы. Красивой ее называли… так давно, что это уже казалось неправдой, словно было с кем-то другим. В ином измерении. Хорошо, что между ними экран, и собеседник не представляет, как сильно заблуждается.

– Ты всегда делаешь выводы о внешности людей, не видя их?

Снова пауза, а потом на экране вдруг появился убедительно кивающий смайлик. Арина рассмеялась: мужчина шутил, а значит, не слишком устал от общения.

– В таких вопросах я никогда не ошибался.

Улыбка осталась на лице, но сделалась куда более грустной: в ее случае уверенность не имела под собой никаких оснований.

– Вряд ли бы ты назвал красивой толстую и неуклюжую женщину.

Снова смайлик, на этот раз хохочущий, а следом – укоризненно качающий головой.

– Собираешься убедить меня в том, что именно такая?

– Нет… Но ведь это не исключено. Я могу быть и толстой, и неловкой, и...

Другие определения не облекались в слова, но жгли внутренность обидными воспоминаниями о постоянных намеках мужа на то, что ей не мешало бы сбросить вес, что фигура после родов утратила привлекательность, которой и было-то немного. Нет, он не считал ее толстушкой, и сама Арина понимала, что подобная характеристика к ней не относится, но нелицеприятные эпитеты сами пробуждались в сознании каждый раз, когда она беззвучно глотала слезы, вслушиваясь в монотонное храпение человека, когда-то казавшегося центром вселенной. Сытый и удовлетворенный, он всегда засыпал слишком быстро, не беспокоясь о том, что происходит на другой половине кровати, и даже не удосужившись вернуть на место небрежно задранную одежду жены. А у нее не было ни сил, ни желания пошевелиться, чтобы привести себя в порядок.

Капли сорвались с ресниц, и женщина торопливо отвернулась, словно сквозь экран кто-то мог рассмотреть ее слезы. Прошлась по комнате, пытаясь успокоиться. Плакать нельзя: вдобавок ко всем «прелестям» ее глаза имели удивительную способность оставаться красными и распухшими даже спустя несколько часов после того, как была вытерта последняя слезинка. Появиться в таком виде в офисе она просто не сможет, поэтому надо немедленно прекратить всхлипывать.

Снова взглянула на экран: забыться эта необычная беседа теперь точно не позволит, но, возможно, удастся хотя бы немного отвлечься.

– Птичка, ты еще здесь?

Конечно, здесь, куда же ей деваться? Птичка… Общипанный воробей.

– Знаешь, мне кажется, что слова «толстая» или «неуклюжая» вообще не применимы к женщине. Она такой просто не может быть.

Как тут не вспомнишь Шанель? Если женщина до тридцати лет не стала красавицей… Понятно, что от большого ума проблемы не возникают, особенно во внешности, но осознавать собственную глупость благодаря словам потрясающего мужчины было больно.

– Любая женщина необыкновенна, птичка. Любая, слышишь? А ты – просто уникальна. Не надо плакать.

Слезы и в самом деле лились, обжигая щеки, и даже мысли о распухших назавтра глазах не могли их удержать, но как об этом мог узнать человек, находящийся совсем в другом месте?

– Ты умеешь говорить красивые слова…

– Для красивой женщины – почему нет? А я действительно еще не встречал ту, которую не мог бы назвать такой. Просто некоторые из них смотрят не в то зеркало.

А где же тогда ТО? В ее жизни все зеркала показывали одинаковый результат.

– У тебя есть дети?

Прочитав вопрос, Арина вздрогнула, бросая взгляд в сторону детской. Но вряд ли признание сможет навредить.

– Да.

– В таком случае скажи, что отражается в глазах твоего ребенка? Попроси его назвать самую красивую женщину на свете. Знаешь, какой будет ответ?

Настя уже наверняка видела десятый сон, но в этот момент показалось, что ее голосок зазвенел в тишине комнаты. «Мамочка, ты у меня самая красивая!» Слышать это было приятно, но не приходило в голову поверить в наивные детские слова, особенно после того, как проживший несколько лет рядом мужчина позаботился о том, чтобы у нее не осталось никаких сомнений в отношении собственной внешности.

– Кто-то однажды солгал тебе, и ложь прозвучала убедительно. Но это ничего не меняет. Ты по-прежнему красива, хоть считаешь иначе.

Она молчала, уставившись в экран, как будто слыша эти слова на самом деле. Тихий, неузнаваемый голос касался разгоряченной от волнения кожи, поглаживал, вызывая странную дрожь. Что бы сказал мужчина, если бы мог видеть ее? Если бы знал, что назойливая птичка – его коллега, которой он только вчера дарил цветы в ресторане? Четыре букета все еще благоухали, наполняя комнату такими непривычными ароматами.

Красива? Арина взглянула на свои стиснутые пальцы, когда-то бывшие изящными, на которых изысканно и нежно смотрелся тонкий ободок обручального кольца. Так легко представлялось счастье, которое можно было построить. Теперь уже и не помнила, каково это: ощущать, как легонько стискивает палец металл дорогого украшения. Сейчас у нее не было колец, а если бы и имелись, руки давно не выглядели так, как в юности, и привлекать к ним лишнее внимание не решилась бы. Что ощущает мужчина, целуя женскую ладонь? Да и ощущает ли что-то? Нет, она не хочет этого знать! Не желает вспоминать, о чем говорил муж, прикасаясь к ее губам. Только разве забудешь о таком?