Инкогнито - [49]

* * *

Тридцать первого декабря 1974 года судья Верховного суда Уильям Дуглас перенес инсульт, который парализовал левую сторону его тела и приковал его к инвалидной коляске. Однако Дуглас потребовал, чтобы его выписали из больницы, на том основании, что он чувствует себя хорошо. Он заявил, что сообщения о его параличе — это «миф». Когда репортеры выразили скептицизм, он публично пригласил их присоединиться к нему в пешем походе. Он даже заявил, что бьет по футбольным воротам парализованной стороной. Его слова были истолкованы как абсурд. В результате очевидно неадекватного поведения Дуглас лишился своего места в Верховном суде.

То, что ощущал Дуглас, называется анозогнозия. Этот термин описывает общее отсутствие осведомленности о нарушении функций, и типичным примером является пациент, который полностью отрицает свой очевидный паралич. Судья Дуглас не лгал: его мозг действительно считал, что он прекрасно может двигаться. Такие измышления иллюстрируют масштаб, до которого способен дойти мозг в сочинении связного повествования. Если попросить положить обе руки на воображаемое рулевое колесо, частично парализованный больной, страдающий анозогнозией, поднимет одну руку, но не вторую. Но он ответит утвердительно на вопрос, обе ли его руки находятся на руле. Если попросить человека похлопать руками, он двинет только одной. Но он ответит утвердительно на вопрос, хлопал ли он. Если вы заметите, что не слышали никаких звуков, и попросите его повторить, он может не сделать этого вовсе, а на вопрос о причине скажет, что ему «не хочется». Аналогично, как описывалось в главе 2, некоторые люди, потерявшие зрение, утверждают, что они прекрасно продолжают видеть, даже когда они неспособны ориентироваться в комнате, не натыкаясь на мебель. Звучат оправдания и отговорки насчет плохого равновесия, переставленных стульев и так далее — и всё, чтобы отрицать слепоту. Но пациенты с анозогнозией не лгут, а их мотивы — не баловство и не душевный дискомфорт: их мозг фабрикует объяснения того, что происходит с их поврежденными телами.

Но не должна ли противоречивая информация предупреждать этих людей о проблеме? В конце концов, больной хочет двинуть рукой, но не двигает. Хочет хлопать, но не слышит звука. Оказывается, что предупреждение системы о противоречиях принципиально зависит от определенных зон мозга, в частности от передней поясной коры. Из-за этих зон, отслеживающих конфликт, несовместимость идей приведет к победе той или иной стороны: будет сконструирована история, которая либо сделает их совместимыми, либо проигнорирует одну из сторон в этом споре. При определенных повреждениях мозга такая третейская система пострадает, и тогда конфликт вообще не будет вызывать проблем для сознательного разума. Ситуацию может проиллюстрировать пример с женщиной, которую я буду называть госпожой Г., чья мозговая ткань значительно пострадала из-за инсульта. Когда я с ней встретился, она восстанавливалась в больнице и в целом, казалось, находилась в добром здравии и в хорошем расположении духа; рядом с ней сидел ее муж. Мой коллега доктор Картик Сарма отметил, что накануне, когда он просил ее закрыть глаза, она закрывала только один, а не оба. Поэтому мы с ним решили изучить этот случай более тщательно.

Когда я попросил пациентку закрыть глаза, она сказала: «Окей» — и закрыла один глаз, словно надолго мигнула.

— Ваши глаза закрыты? — спросил я.

— Да, — ответила она.

— Оба глаза?

— Да.

Я показал три пальца.

— Госпожа Г., сколько пальцев вы видите?

— Три.

— И ваши глаза закрыты?

— Да.

— Тогда откуда вы знаете, сколько пальцев я показываю? — спросил я без вызова в голосе.

Последовала интересная тишина. Если можно было бы слышать мозговую активность, мы услышали бы, как сражаются разные области ее мозга. Политические партии, считающие, что глаза закрыты, схлестнулись с партиями, которые требовали появления логики: «Разве вы не понимаете, что мы не можем с закрытыми глазами видеть что-либо?». Часто в таких сражениях побеждает партия с наиболее рациональной позицией, однако при анозогнозии так происходит не всегда. Больной ничего не скажет и не придет ни к какому выводу, но не из-за смущения, а из-за того, что его заклинит на этом вопросе. Обе партии утомятся до истощения, и в итоге первоначальная проблема, из-за которой происходили сражения, будет брошена. Это удивляет и приводит свидетелей в замешательство.

Мне пришла в голову идея. Я откатил госпожу Г. к единственному в помещении зеркалу и спросил, видит ли она свое лицо. Она ответила утвердительно. Тогда я попросил ее закрыть оба глаза. Она снова закрыла только один.

— У вас оба глаза закрыты?

— Да.

— Вы можете видеть себя?

— Да.

Я мягко спросил:

— Можно ли видеть себя в зеркале, если оба глаза закрыты?

Пауза. Никакого умозаключения.

— Вам кажется, что закрыт один глаз или закрыты оба глаза?

Пауза. Никакого умозаключения.

Женщина не была расстроена вопросами; они не поменяли ее мнение. То, что нормальный мозг воспринял бы как шах и мат, для ее мозга оказалось быстро забытой партией.

Ситуации, подобные случаю госпожи Г., позволяют оценить объем работ, который должен происходить за сценой, чтобы наши зомби-системы работали совместно без перебоев и приходили к согласию. Поддержание союза и сочинение связного изложения событий не происходит само по себе; мозг работает круглосуточно, чтобы сшивать логические паттерны и повседневную жизнь: чт