Инкогнито - [47]
Давайте на секунду прервемся и посмотрим, как схема с командой соперников предлагает взглянуть на мозг и чем это отличается от традиционного представления. Многие люди склонны считать, что мозг можно разделить на четко размеченные области, которые кодируют, скажем, лица, дома, цвета, тела, применение инструментов, религиозный пыл и так далее. На это надеялась френология — наука, возникшая в начале XIX века, согласно которой строение черепа говорит о размере лежащих под ними областей[223] и определяет психические особенности человека.
Однако биология мало преуспела на этом поприще, если вообще преуспела. Схема с командой соперников дает модель мозга, наделенного множеством способов представления одного стимула. Такая точка зрения звучит погребальным звоном для первоначальных надежд, что каждая из частей мозга выполняет четко определенную функцию.
Недавно появившиеся возможности нейровизуализации мозга открывают дорогу мысли, что на сцену вернулись френологические мотивы. И ученые, и непрофессионалы могут легко прельститься идеями этой псевдонауки и стать заложниками желания обозначить для каждой функции мозга определенную зону. Стабильный поток сообщений в средствах массовой информации (и даже в научной литературе) формирует ложное впечатление, что только что была открыта зона мозга, отвечающая за то-то и то-то. Такие сообщения подпитывают ожидания и надежды на простую маркировку, однако реальная ситуация намного сложнее: постоянные сети нейронов выполняют свои функции с помощью многих независимо открытых стратегий. Ваш мозг вполне соответствует сложности мира, но плохо годится для четкой картографии.
Сохранение союза: гражданские войны при демократии в мозге
В культовом фильме «Зловещие мертвецы II» правая рука героя обретает собственный разум и пытается его убить. Сцена вырождается в изображение того, что вы можете увидеть в играх шестиклассников: герой левой рукой удерживает правую, которая пытается вцепиться в его лицо. В итоге он отрезает руку пилой и накрывает ее перевернутой мусорной корзиной. Чтобы прижать корзину, герой накладывает сверху стопку книг, и внимательный наблюдатель может заметить, что самая верхняя из них — «Прощай, оружие!» Хемингуэя[224].
Какой бы надуманной ни казалась сюжетная линия, но, по сути, это расстройство, именуемое синдромом чужой руки. Хотя это не так драматично, как в «Зловещих мертвецах», но идея примерно та же. Синдром чужой руки может проявиться после операции по разделению мозга, о которой мы говорили ранее, и тогда две руки выражают конфликтующие желания. «Чужая» для пациента рука может схватить пирожное, чтобы потащить его в рот, в то время как нормальная рука будет пытаться удержать ее. Происходит борьба. Или одна рука берет газету, а другая швыряет ее обратно. Или одна рука застегивает молнию на куртке, а другая расстегивает ее. Некоторые больные с синдромом чужой руки обнаруживали, что крик «Стоп!» заставляет второе полушарие (и «чужую» руку) уступить. Но если не считать этой частички контроля, рука работает по собственным, недоступным программам, и именно поэтому названа чужой: поскольку сознательная часть пациента, кажется, не может предсказать ее поведение; нет ощущения, что она вообще часть личности человека. Больной в этой ситуации часто говорит: «Клянусь, я этого не делал». Что возвращает нас к одному из главных вопросов этой книги: кто есть я? Ведь это делает его мозг, а не чей-то еще. Просто у него нет сознательного доступа к таким программам.
О чем говорит синдром чужой руки? О том, что мы пользуемся механическими, «чужими» подпрограммами, к которым у нас нет доступа и о которых мы не имеем понятия. Почти все наши действия — от речи до взятия кружки с кофе — производятся чужими подпрограммами, также известными как зомби-системы. (Я использую эти термины как синонимичные: слово зомби подчеркивает отсутствие осознанного доступа, в то время как чужой акцентирует чужеродность таких программ[225].) Некоторые из этих подпрограмм инстинктивны, некоторым обучаются; все высокоавтоматизированные алгоритмы, которые мы видели в третьей главе (теннисная подача, определение пола цыплят), становятся недоступными зомби-программами, которые вшиваются в нейронные сети. Когда профессиональный бейсболист приводит свою биту в соприкосновение с мячом, движущимся слишком быстро, чтобы сознание могло его отследить, он полагается на хорошо отлаженную «чужую» подпрограмму.
