Инка - [72]
Подошел некто, представился как Человек-Краб, полагая, что все и каждый должны знать, кто он такой. По старой привычке опытного классификатора Инка прищурилась и безошибочно определила: принадлежит к мифическим, а еще у него много рук, и в каждой с утра пораньше уже шуршит громадный пакет с покупками. Человек-Краб долго топтался возле чемодана, хотел что-то спросить, не решился, наклонился, повертел один амулет, понюхал другой, спросил, сколько. Инка промолчала, ответил за нее Виракоча, душа душ, чье призвание – благотворительность, ответил он пространно – а сколько не жалко за ручной труд, столько и бросьте в чемодан. Видимо, постеснявшись дать меньше и не пожелав оказаться излишне щедрым, Человек-Краб попятился и был таков.
К полудню Инка выменяла на пирожки два амулета и тут же почувствовала себя на рынке как рыба в воде. Но немного погодя, осмотревшись, она начала догадываться, что амулеты не идут нарасхват, и подходят к ним в основном ложные покупатели, задают кучу глупых вопросов. Переберут, померят, замусолят и уходят ни с чем. Зато как бойко торгуется соседям: эти путешественники с юга выменивают на монетки яркие пластмассовые открывалки, разноцветные губки, прищепки, отвертки и брелоки. Инка всхлипнула: «Над нами гармоничный небосвод, а под ним – запутанный клубок противоречий. Если уж с неба упал, хорошего не жди, а жди, что завоюют, повяжут, пленят, сломают пару костей, набьют голову мишурой и только потом выпустят: плыви, дружок, существуй». Продумав все это, Инка пустила в проход между прилавками длинный плевок, полный отчаяния и, съежившись, перестала высказываться.
Задетый грубостью, проснулся Виракоча и тут же начал творить добро: Инкина бутыль с пивом поплыла по торговым рядам, осушаемая и нахваливаемая сухими губами чужеземцев, Инкина кофточка укрыла голенького чумазого дитенка, что бегал под ногами у покупателей, один из амулетов был добродушно подарен всхлипывающей девочке. Инка выполняла все это покорно, Виракоча полноправно властвовал в ее душе, внося туда свет, свежесть и жертвенность. Инка махнула рукой и складывала из камешков на земляном полу мозаики. Она догадалась, Виракоча – бездомное и бедное существо, каждый, кто обнаружит его в себе, становится бродячим торговцем и воином, вынужденным кочевать с места на место. Она не ошиблась. Все шло довольно неплохо, и вот неожиданно свет померк, нет, это было не затмение солнца и не надвигающаяся гроза – неизвестно откуда возник перед Инкой огромный быкадор-неандерталец, затянутый в доспехи дешевой черной кожи. Он вырос из земляного пола как разъяренный гриб и начал орать: «Отвали отсюда» и «Гони деньгу», но руки в ход не пускал и правильно делал, а то Инка приготовилась в любую минуту выхватить из носка кухонный топор-томагавк и метнуть его в окорок обидчику. Однако обошлось без драки: соседи, отведавшие из Инкиной бутыли, стали тихонько заступаться: мол, оставь девчонку, у нее и так-то дела плохи, продает чепуху, пусть сидит, она не мешает. Когда быкадор удалился, ей намекнули: с тебя еще пива, такого же. Так что благотворительность Виракочи принесла хоть какую-то пользу, правда, пришлось переместиться в дальний угол возле труб.
Вечером чемодан стал легче всего на четыре амулета и тяжелее на сторублевую бумажку, пять монет по два рубля и еще на две чужеземные монеты с дырочкой посередине, с которыми нечего делать, кроме как нанизать на нитку погремушку-сакапу. Пересчитав выручку, Инка печально сверкнула на весь свет оскалом желтых зубов. Восвояси она ушла лишь к полуночи – когда ангар рынка заметали и разгоняли бродяг. От усталости первого рабочего дня в пирамидальном комплексе рынка чемодан казался таким тяжелым, словно был набит сокровищами. К дому она подбиралась уставшая, как потерпевший кораблекрушение, что очнулся на неизвестном и обдуваемом ветрами морском берегу.
Неделю Инка продавала амулеты, с трудом наскребая на лепешки, сливы и вареную кукурузу. Потом пару дней все шло как нельзя лучше, и она, решив шикануть, купила у соседки юбку с большими пестрыми цветами. На рынок она приносила бутыли с пивом, а варево это готовила из забродившей брусники, кукурузных зерен и овощных очистков. Бутыль плавала по рядам, и сухие губы туземцев жадно припадали к горлышку. Заглотнув холодное пиво, они отирали подбородки заношенными рукавами, довольно причмокивали, хвалили, посылали дальше, щурились на солнце, что пробивалось в полумрак рынка через дыры в крыше. Они были хитры, эти туземцы, а в то же время – просты, как дротики прямые. За глоток пива туземцы Инку прикармливали – подгнившим с бочка персиком, кусочком сала на хлебце, дырявым пирожком, вчерашним пирожным и следили, чтобы она угощение съедала, укрепляла свой дух, правда, не всегда во благо желудку. За подаренный амулет ее оберегали от лазутчиков, попрошаек и быкадоров-потрошителей.
