Инка - [64]

Рассвело, звезды исчезли, Мама Килья, закончив ночную прогулку, скрылась из виду. Было около шести, когда Инка и Звездная Пыль, молча, раздумывая об увиденных явлениях, пили кофе на неубранной с вечера кухне. Как ни хорошо было первое знакомство Инки с небом, как ни тянуло ее остаться в этой милой маленькой комнатке со своим новым другом, жизнь трубила в большие морские раковины, призывая что-то делать, бежать, скитаться в поисках работы. Натянув еще сырую кофточку, Инка поймала в ладони бледное лицо Звездной Пыли, посмотрела ему в глаза, не догадавшись, что один из них – ненастоящий. Затем она нежно и повелительно наклонила ему голову. Все это она делала уверенно и плавно, поэтому не оставалось сомнений в правоте ее действий, особенно, когда она легонько, благодарно коснулась губами его лба и без лишних слов выскользнула из квартиры. Звездная Пыль несколько минут топтался на пороге, наблюдая, как фигурка в сарафане, вспрыгивая на ступеньках, уносилась желтой птичкой. Потом он вздрогнул от далекого удара двери, выпустившей Инку на зябкую с утра улицу. Он снова почувствовал себя как потерявшая орбиту планета, не выспавшийся, вспомнил, что нынче не суббота, а пятница, и стал рассеянно собираться на работу, то и дело застывал на месте, растерянно глядел перед собой, как всегда после ночи у телескопа.

Инка спешила домой не потому, что ей нужно было совершить успокоительное омовение под душем. Домой легче притащить и сгрузить всю повозку недавних происшествий. У подъезда хором с какой-то доисторической старушенцией оглашала утренние дворы соседка Инквизиция. Заметив Инку, которая подозрительно рано и подозрительно бледная откуда-то возвращается, соседка позволила старушенции ползти восвояси и двинулась к новой жертве. Бессмысленно было что-то скрывать и тем более не поздороваться с ней. Инка приподняла уголки губ в улыбку, кивнула головой «здрасьте» и виновато, сама не зная, почему, стала оправдываться: «Фирму закрыли, я теперь без работы». Инка знала: новость как на хвосте сороки быстро облетит подъезд и соседние дворы, все их обитатели, знающие и не знающие ее, будут обсуждать на скамеечках утром, вечером и в сумерках, как много фирм ежесекундно рождается и умирает в городе. Инквизиция внимательно вглядывалась в Инкино лицо, стараясь прочитать по нему, что еще из недосказанного произошло в Инкиной жизни, и тоном прорицательницы, всегда догадывающейся о большем, покачав головой, сухо предложила:

 – Как тот, с косичками, встречаешься? Зайди, что ли, дам газет с объявлениями, мне их девать некуда, муж-то приносит с работы и складывает. Сейчас зайдешь или потом?

 – Потом. Нет, давайте сейчас, – зевнула Инка, тронутая неожиданным участием, но все же спрятала глаза от взгляда Инквизиции, рвущегося в глубины. А резкий вопрос об Уаскаро разбудил птицу кецаль и ее тоскующую, пронзительную песнь.

«Уаскаро, Уаскаро, я – молчаливая, покорная планета буду вечно кружить вокруг тебя и, наверное, никогда не смогу приблизиться. Уаскаро, Уаскаро, а как можно тебя забыть, мы тянули кофе во времени, и по сей день горький запах молотых зерен напоминает о тебе, а в дымящейся чашке я вижу цвет твоих глаз».

С такими песнями и со свернутыми трубочкой листками объявлений возвращалась Инка в бедлам-вигвам, но жаловаться не приходилось, ведь за один день она обрела двух новых друзей: Звездную Пыль и ночное небо. При воспоминании о минувшей ночи легкая улыбка-мотылек порхала в уголках Инкиных губ. Но улыбке этой суждено было прожить до боли короткую жизнь, вмиг вся Инкина мечтательность улетучилась, когда оказалось, что один из замков зверски выкорчеван из двери, а другой – сорван. Швырнув на пол газетки и скинув кое-как мокасины, Инка встревоженной птицей полетела обследовать свое гнездо. Она кружила по дому, хотелось ошибиться и вздохнуть с облегчением, но вокруг обнаруживались все новые и новые подтверждения злодейства: на полу там и тут виднелись отпечатки чужих грязных ботинок с рифленой подошвой, сброшенные, порванные амулеты валялись где попало, бусины, как крокодиловы слезы, раскатились по всей квартире. Инка испуганной птицей билась, перелетая с одного места на другое, натыкаясь на новые потери. Тут ее ударил током уж точно крупный электрический скат, убил наповал: тумбочка, где раньше стояла старенькая радиола, опустела, пустое место чудовищно зияло, внушая первобытный, дикий ужас, а подоконник, почему же пуст подоконник, здесь же еще утром был-цвел куст фасоли и белый цветок-кораблик своим носом указывал путь… Холодящий ужас, какой бывает, когда находишь свое жилище растерзанным после вторжения чужих, сковал Инку. Но она оказалась еще довольно крепкой, с каменным спокойствием обнаружила пропажу чемоданов с тряпьем, ни одна жилка не дрогнула на ее лице в ответ на исчезновение ящиков с зимней одеждой. Она лишь покачала головой, обнаружив отсутствие неповторимого вельветового пальто, драгоценного синего пончо и исчезновение коврика с орнаментами и лейки-куропатки. Но когда оказалось, окончательно и бесповоротно, что пробковый божок, напоминающий об Уаскаро, пропал, – Инка расплакалась, упала на диван и спрятала лицо в пыльные подушки, с которых грабители содрали расшитые льняные наволочки.