Инфохаос - [2]

Впрочем, кто-то говорил, что эта система и была создана в попытке противостоять бесконечно множащемуся потоку данных. Мне это неизвестно. Такие знания не несут пользы, а значит, удаляются.

Нахожу в памяти диалог. Он присутствует здесь в полном виде, что странно. Обычно я храню только конечный итог.

— Ты уверен, что это сработает? — говорит человек, значившийся как Н. Имена всегда влекли за собой лишний процесс и вели к созданию лишнего пласта информации вместо поиска истины.

— Не уверен, но надеюсь, — отвечаю я, широко разводя руками.

— Ты хочешь проделать это со всем человечеством! Чтоб тебя! А если результата не будет? Если станет еще хуже? — Н начинает гневаться. В его глазах пылают искры, будто он готов броситься на меня, как хищник на жертву.

— Что нам терять? — спрашиваю я, ни капли не нервничая.

— Что? Человека как вид! И другие виды тоже!

— Мы уже потерялись. Ты недавно верил в то, что земля квадратная! Проснись.

Н опирается на стоящий между нами стол. Воображение рисует его внешность — крупный, полностью лысый мужчина, похожий на вышибалу. Не знаю, так он выглядит или иначе, но фантазия дорисовала именно такую картинку.

— Наоборот, мы обрели когнитивную свободу. Каждый сам решает, во что ему верить, — сердито говорит он.

— А как же наука? Как же достижения? — я тоже начинаю сердиться. — Как мы можем создавать что-то, если есть миллион разнообразных версий строения человека, все они равноценны, а способ проверить их есть далеко не у каждого? Как возможно сотрудничество между двумя людьми, если оба верят и знают совершенно разные вещи? А между десятью? Увеличим до тысячи. Ты можешь найти в нынешнем мире тысячу человек, живущих в едином инфопотоке? После того, как были созданы автоматические станции обеспечения, люди только и делали, что разделялись по информационному признаку. Многие сейчас и людьми себя не считают. Другие вооружились имплантами, благодаря которым не воспринимают неприемлемые для их идеологии детали мира. А если с ними выйдут на связь пришельцы? Мы сможем сформировать группу контакта?

— Потому ты считаешь, что можно позволить дискриминацию? Сделать новые виды рабами? — нахмурился Н.

— Они не люди! Это не дискриминация! — возражаю я.

— Они — такие же, как мы! Я слышу речь диктатора! — сопротивляется Н.

— Ты видел храмы? Сколько там людей, желающих узнать истину? Свое прошлое, настоящее, будущее как вида. Я могу дать им это!

— А остальные, которым не нужна никакая истина, потому что у них есть собственная? — спрашивает Н. — Делай что хочешь. Надеюсь, что у тебя не выйдет.

На этом воспоминание обрывается. Значит, мое изобретение способно вытащить человечество из бездны информационной сингулярности, определить достоверность той или иной информации, но при этом понесет за собой дискриминацию.

Возможно, именно поэтому меня и убили. Кто-то не хочет, чтобы моя работа стала достоянием общественности.

Тем не менее, вопрос о том, что это за изобретение и где оно находится, остается открытым. Любые исследования подразумевают документацию, а та где-то должна храниться.

Продолжаю рыться в памяти.

Та на первый взгляд беспорядочна и хаотична. Кажется, что любое слово со стороны может изменить мою память и сознание. Но почему-то ни голоса рядом с монастырем, ни разговоры проходящих мимо людей, ни вещающий где-то вдали громкоговоритель этого не делают.

Может, мое изобретение — это какой-то вирус, предохраняющий от перегрузки памяти?

Такое делали и раньше. Одни вирусы просто уничтожали информацию, пытаясь остановить её размножение, вторые блокировали разум человека на восприятие, третьи должны были уметь вычленять из горы инфохлама ту самую нужную всем истину.

Все это зашло в тупик.

Вирусы стали еще одной частью инфополя, не менее вредной, чем остальные. Приходилось мне знавать одного типа, считавшего вирусом самого себя.

Краем глаза замечаю подозрительного человека, посматривающего в мою сторону. Одет он как «зеленый». В красный комбинезон. Пес разберет их цветокодировку.

Он смотрит куда-то в сторону, но периодически косится на меня.

Лучше уйти.

Обхожу дерево так, чтоб он потерял меня из виду, а потом резко начинаю бежать в сторону оживленной улицы. Если успею, пока он поймет, что потерял меня — смогу спрятаться в толпе.

Несмотря на массу людей, улица кажется безжизненной. Чувствуется, что у тех, кто ходит по ней, нет никаких общих стремлений. Каждый следует какой-то своей программе, хаотично вылепленной из инфополя.

Почему-то вспоминаю лекцию по этому поводу.

Лекцию читали дистанционно, голос лектора звучал абсолютно нейтрально. По нему нельзя было определить, какого пола, возраста или убеждений человек.

Он высказывал мысль, что люди — не что иное, как информация. Замени её — и человек перестанет считать себя таковым. Станет хоть свиньей, хоть эльфом, хоть камнем.

Говорил, что механизмы, которым мы отдали себя на обеспечение, не могут решить проблем, способных возникнуть перед человечеством.

Он был прав. Но трудно отказаться от мира, где каждый сам себе хозяин и где выше всего стоит когнитивная свобода. Хоть мы и понаделали штуковин, которые должны были думать за нас и делать за нас, но взамен перестали быть единым видом. Каждый — генератор информации, и во всеобщей мешанине теряется истина — явно не та идеология, которая нужна человечеству.