Infernaliana или Анекдоты, маленькие повести, рассказы и сказки о блуждающих мертвецах, призраках, демонах и вампирах - [16]

Несколько добровольных помощников заверили, что кровь злосчастного крестьянина осталась ярко-красной; другие клялись, что тело еще теплое; отсюда они заключили, что умерший допустил большую ошибку, не умерев окончательно, или, вернее сказать, позволив дьяволу оживить себя; именно таким они представляют себе вруколака, и слово это с тревогой слетало с их губ.

В толпе пришедших раздались громкие возгласы; когда умершего несли в церковь для погребения, говорили они, люди заметили, что тело его не окоченело; следовательно, утверждал хор голосов, то был настоящий вруколак.

Когда нас спросили, верим ли мы, что этот человек умер, мы ответили, что он вполне и совершенно мертв; что же касается алой крови, то легко увидеть, что это всего-навсего весьма зловонные телесные выделения; и наконец, мы постарались всеми силами их успокоить либо, по крайней мере, не подливать масла в огонь их распаленного воображения, объяснив им присутствие так называемых испарений и теплоту мертвого тела. И все-таки, несмотря на все наши доводы, решено было сжечь сердце мертвеца. После этой экзекуции, однако, мертвец отнюдь не сделался более послушным и стал буйствовать еще сильнее, чем прежде. Его обвиняли в ночных нападениях на людей; говорили, что он вышибал двери, бил окна, рвал на клочки одежду и опустошал котлы и бутылки. Это был очень беспокойный мертвец; кажется, он обходил стороной лишь дом консула, где мы жили. Воображение у всех разыгралось, и даже самые разумные горожане были захвачены всеобщим страхом. Мы видели истинную болезнь рассудка, не менее опасную, чем мания или бешенство. Целые семьи бросали дома, бежали на окраины города, навьюченные своими убогими пожитками, и ночевали там. Каждый жаловался на какое-нибудь новое нападение мертвеца; самые осторожные уходили в деревни.

Иные ярые ревнители общественного блага считали, что главное в церемонии было упущено; согласно им, службу следовало провести не до, а после того, как несчастного лишили сердца. Будь эта предосторожность соблюдена, дьявола застали бы врасплох и он, без сомнения, не возвратился бы снова в мертвое тело; вместо того начали со службы, что позволило нечистому ускользнуть и затем с удобством вернуться в тело покойника. Итак, если верить этим рассуждениям, они находились в таком же затруднительном положении, что и на первый день. Люди собирались утром и вечером; три дня и три ночи продолжались религиозные процессии; попы вынуждены были поститься. Последние бегали от дома к дому с кропилами в руках, окропляя двери и окна святой водой; даже в рот бедного вруколака влили святую воду. Видя подобные защитные меры, мы сочли за лучшее молчать — ведь иначе нас объявили бы не только глупцами, но и еретиками. Возможно ли наставить на ум целый город? Каждое утро нас ждала комедия в виде новых рассказов о подвигах этого ночного хищника, которого обвиняли в самых чудовищных грехах. Тем временем мы часто говорили городским властям, что в нашей стране непременно выставили бы ночную стражу, поручив ей наблюдать за происходящим; наконец, арестовали и быстро отпустили нескольких бродяг, без сомнения замешанных в беспорядках, а те, в награду за вынужденный пост в тюрьме, начали снова опустошать бочонки с вином в оставленных по глупости пустыми домах — и горожанам пришлось вернуться к молитвам.

Тело извлекали из могилы трижды или четырежды в день по капризу первого встречного; и однажды, когда были прочитаны молитвы и на могилу положили бесконечное количество обнаженных сабель, случившийся поблизости албанец заявил менторским тоном, что в подобных случаях чрезвычайно нелепо использовать сабли, какие в ходу у христиан.

— Бедняги! — сказал он. — Разве вы не видите, что эфес и гарда такой сабли вместе образуют крест, и все эти кресты препятствуют дьяволу выйти из тела? Не лучше ли взять турецкие сабли?

Совет этого знающего человека не возымел действия; вруколак не сдавался, и люди уже не знали, к какому святому воззвать, когда внезапно по всему городу в один голос стали кричать, что необходимо сжечь вруколака целиком. Пусть попробует тогда демон возвратиться в тело, говорили горожане, добавляя, что лучше прибегнуть к таким крайностям, нежели позволить вруколаку опустошить весь остров. И впрямь, некоторые жители готовились уже покинуть этот край и искать счастья в других местах. Тело вруколака, по приказанию властей, перенесли на северную оконечность острова Святого Георгия[24], где сложили большой костер из облитых смолой бревен, опасаясь, что даже сухое дерево будет гореть недостаточно быстро. Останки злосчастного кадавра были брошены в огонь и вскоре сгорели. Произошло это в первый день января 1701 года. С тех пор прекратились все жалобы на вруколака; говорили, что демона на сей раз поймали с поличным, и о нем сложили несколько язвительных песенок.

БЕЛАЯ СОБАЧКА Черная сказка

Рассказывают, что в начале семнадцатого века, в лесу Бонди, у обочины большой дороги, пересекавшей лес с востока на запад, росли два больших дуба; и в дупле одного из них можно было увидеть хорошенькую белую собачку с блестящей шерстью, в ошейнике красного марокена, украшенном золотой пряжкой и инкрустацией.