Инфекция - [7]

Аркадий бросил взгляд в угол, где валялся его телефон, теперь представлявший из себя лишь груду обломков. Он поймал себя на мысли, что всегда отдавал предпочтение этой старенькой «Мотороле», для которой даже термин «полифония» бы в диковинку. Даже когда по миру прокатился «мобильный бум», и модификации телефонов сменяли друг друга с калейдоскопической быстротой, он все равно ходил с тем же стареньким аппаратом. А вот теперь оказалось, что старые телефоны так же хрупки, как и новые, и точно так же превращаются в груду бессмысленных обломков от удара об стену. Аркадий вскинул голову и расхохотался. Он, наверное, и не смог бы ответить в тот момент, если бы его спросили об истинных причинах смеха. Может ему смешно было, как разлетелся на куски его мобильный телефон, когда он швырнул его в стену. А может гораздо смешнее была мысль, что вскоре все творения человеческой цивилизации превратятся в такую же груду бесполезных обломков. Он смеялся, но его глаза были широко открыты, и в них застыло выражение ужаса.

Отсмеявшись (хотя смех ли это был, в самом деле), Аркадий подошел к своему столу. Это был красивый письменный стол, который ему когда-то очень давно, когда он только пошел в школу, купили родители. И воспоминания о школе уже практически исчезли из его памяти, и родителей уже давно не было в живых, а этот письменный стол все стоял, как молчаливый страж его одиночества. Иногда Аркадию казалось, что деревянный монстр ухмыляется ему в лицо, безмолвно задавая вопрос, кто же из них кого переживет.

Однако сейчас стол нужен ему был не для того, чтоб напоминать об этом споре или навевать какие-то детские воспоминания. Он подошел и выдвинул верхнюю полку и достал из нее свою «Беретту-92». Рукоятка пистолета была приятной на ощупь, и оружие легло в руку как влитое. Аркадий с чувством, похожим на любовь, провел пальцами по его стволу. Легкая улыбка озарила его лицо, испещренное довольно ранними морщинами.

Они все сели в лужу. Причем лужа эта была очень глубокой, и берегов ее было не видно. Он даже склонялся к мысли, что берегов на самом деле и не существует. Те, кто были ближе к произошедшей катастрофе, уже оплатили свой счет. Аркадий был офицером, а у офицера, как известно, один способ уйти, избежав позора за свою ошибку. Закрыв глаза, он резко откинул голову назад, одновременно вставив «Беретту» в рот, дулом направив прямо в небо, и мягко нажал на курок. Выстрел в пустой квартире прозвучал оглушительно громко. За стуком упавшего на пол безжизненного тела наступила тишина, в буквальном смысле мертвая.

Пригородный автобус, скрипя, пожалуй, всеми деталями, медленно подкатил к остановке. В салон поднялся по ступенькам, споткнувшись на последней и едва удержавшись на ногах, мужчина, лет сорока двух, одеждой явно не похожий на дачника, какие в-основном и ездили на таких вот пригородных автобусах. Уж галстук-то и белоснежная рубашка (вернее, бывшая когда-то белоснежной рубашка, сейчас она была серо-коричневой от придорожной пыли) точно не нужны были человеку, мирно возвращавшемуся с дачи. Да и крупная ссадина на лбу привлекала внимание. Впрочем, все, кто ехали в автобусе, быстро выбросили из головы странного попутчика. Однако через несколько минут тот снова напомнил о себе. Сначала кондуктор, весьма крупная (как и большинство кондукторов) женщина, обратила внимание, как сильно дрожали у мужчины руки, когда он расплачивался. Он даже выронил свой бумажник, но быстро нагнулся, схватившись за поручень, чтобы не упасть, и поднял его. Во время этого наклона за бумажником, мужчину ощутимо качнуло, но автобус в этот момент налетел на ухаб на дороге, потому это осталось без внимания. Возникало ощущение, что сей субъект был уже закоренелым алкоголиком и находился как раз в состоянии жесточайшего похмелья. Такие вот алкаши были кондуктору не в диковинку, потому она, получив деньги за проезд, вернулась на свое место и уже выбросила пассажира из головы, когда он вновь напомнил о себе. Мужчина вдруг резко закашлял. Этот приступ заставил его согнуться чуть ли не пополам. Кашель длился несколько минут, а затем вдруг резко сошел на нет. Мужчина медленно оглядел салон автобуса и отвернулся к окну. Если бы кто-нибудь увидел выражение его глаз, то испугался бы — глаза мужчины, севшего в автобус на прошлой остановке, были полны ужаса. Но темные очки с зеркальным эффектом надежно скрывали их от постороннего любопытства. Хотя сами по себе темные очки, когда за окнами автобуса уже были сумерки, вызывали, по меньшей мере, любопытство. И еще от мужчины шел пока неясный запах. Гнилостный запах, пока еще не удушающий, но уже ясно пробивавшийся сквозь аромат лосьона после бритья, которым, видимо, пользовался этот мужчина еще с утра. Что могло бы стать причиной такого неприятного амбре, никто в автобусе не мог бы сказать наверняка.

Позвонив своему другу и начальнику с экстренного номера, который должен был использоваться лишь в случаях чрезвычайной ситуации, Стас посмотрел на экран мобильника, а затем, размахнувшись, швырнул его подальше. Аппарат беззвучно упал куда-то в траву, не издав ни звука, а Стас бросился бежать. Он бежал по бездорожью, падал, поднимался и продолжал бежать, не разбирая, куда и с какой целью. Сейчас это представлялось ему неважным. Сейчас ему все казалось неважным. Они допустили ужасную ошибку, придумав ту жуть, которая теперь оказалась выпущена на волю. И теперь, когда это произошло, судьба всего мира повисла на волоске. Хотя, Стас в этом практически не сомневался, не было уже даже того самого тоненького волоска, который еще поддерживал человечество, не давая ему рухнуть в бездну. Просто катастрофа по своему протеканию была растянута на несколько дней.