Инфекция - [24]

Джон-Джон протянул ей стаканчик, — Ты хорошо поработала, новенькая, — сказал он, подмигнув и похлопав ей по плечу. — Так держать.

Ты хорошо поработала, новенькая.

Она улыбнулась, превознемогая боль в челюсти.

— Еще отсоси у него, и он сделает тебя Офицером Месяца, — хихикнул один из патрульных, и тут же вздрогнул, когда другой коп заехал ему локтем по ребрам. — За что?

— Отвяжись от нее, — сказал ему другой коп. — Она одна из нас.

Джон-Джон поднял стаканчик и громко произнес на распев, обращаясь ко всем, — Иногда кажется, что копа называют героем лишь раз, когда он словит пулю. Но сегодня у нас трое героев. Это верно. Но скажу, что вы все герои, каждый день, а особенно сейчас в разгар этого проклятого апокалипсиса. Поэтому я пью за парней, находящихся в критическом состоянии в Госпитале Милосердия, и пью за всех вас, засранцы, кто не отступил. Парни, вы герои. Пью за вас, лучшие жители Питтсбурга.

Она одна из нас.

Копы осушили стаканчики и протянули их за добавкой. Кто-то включил приемник, пытаясь устроить вечеринку. Все стояли кругом, чувствуя себя неловко в форме и ремнях Бэтмена, со стаканчиками в руках. Спиртное обожгло Уэнди горло, вызвав у нее чувство тревоги и расслабленности одновременно. Она взбодрилась. В комнату, ругаясь, вошел один из диспетчеров, — Мне нужен кто-то, кто занялся бы внутренними беспорядками, а все на вызовах. Нас завалили звонками.

— Вот пусть начальство и займется, — крикнул один из копов, и все засмеялись.

Диспетчер стал перебирать свои листки. — На улице шум бьющегося стекла, — прочитал он. — Мужчина услышал на аллее чьи-то крики.

Офицеры нараспев повторяли, — Скажи это начальству! — пока диспетчер не ушел, с красным от негодования лицом. Копы веселились. Они слишком устали. Им был нужен перерыв. Уэнди только что оттрубила две двенадцатичасовых смены. Всего через несколько часов она и другие офицеры в этой комнате должны будут заступить за новую двенадцатичасовую смену. А пока они официально не на дежурстве.

По радио звучала какая-то старая песня, напомнив ей о летних днях ее детства. Очень старая песня, которая была записана еще до ее рождения. Некоторые из копов помоложе двигались под музыку, качая головой и переступая с ноги на ногу, пытаясь расслабиться. Уэнди не могла вспомнить название группы, но песня напомнила ей одно лето, когда ей было десять, или одиннадцать. Она вспомнила, как ехала на велосипеде по подъездной дорожке мимо ее папы, склонившегося над открытым капотом его большой патрульной машины, копающегося в двигателе. К рулю ее велосипеда были привязаны разноцветные кисточки, которые трепетали на ветру. Она помнила шум газонокосилок и запах свежескошенной травы. В то лето ее поцеловал один мальчик. Его звали Дэйл. На заднем дворе его дома стоял дуб, на котором висела старая покрышка. Там он ее и поцеловал. От воспоминаний она разволновалась. Через несколько секунд она уснула прямо стоя.

Она открыла глаза. В фойе кричали мужчины. Некоторые офицеры смотрели друг на друга, одни хмурились, другие смеялись. Раздался чей-то пронзительный крик. Все замерли и уставились на двери. Еще крики. Топот ног. Копы встрепенулись.

— «Распберриз», — вспомнила Уэнди. Так называлась группа.

Двери распахнулись и в патрульную стали вбегать люди и хватать ближайших офицеров, которые отбивались, грязно ругаясь. В комнату вбегали все новые люди, тяжело дыша, одетые в больничную одежду. Одни копы молотили их дубинками, другие пытались бить нападавших руками. Вбегали все новые, воя и скаля зубы. Копы, стоявшие рядом с Уэнди, побросали стаканчики и потянулись за своими дубинками. Уэнди сделала то же самое.

— Сукин сын укусил меня!

Копы отступали. Уэнди увидела, как какой-то мужчина вцепился зубами копу в руку и мотал головой, как собака. Она ударила его дубинкой, и тот отлетел в сторону. Коп упал на колени. Его затрясло, глаза остекленели, и он свалился на пол. Везде шла рукопашная. Дубинки мелькали, но на месте каждого поверженного нападающего возникало несколько новых.

Джон-Джон схватил ее за руку.

— Иди, сообщи лейтенанту, что на нас напали, — заорал он. — Иди, новенькая, иди!

Она пробежала по коридору и попала в отдел детективов. Ее тут же схватил какой-то мужчина, зажав ее голову под мышкой. Она вырывалась, но ее держали другие руки. Она услышала, что из патрульной раздались выстрелы.

— Перестань вырываться, Уэнди, — услышала она знакомый голос.

Она открыла глаза и увидела Дейва Карвера, окруженного группой крупных мужчин-детективов в дешевых костюмах и ужасных галстуках, свирепо смотревших на нее, тяжело дыша. От них пахло несвежим кофе.

— Отпустите меня, — закричала она. — Я должна увидеть лейтенанта.

— Он занят, — усмехнулся один из детективов. — Что происходит в патрульной, новенькая?

— Они убивают их. Я серьезно — они убивают их!

— О ком ты?

— Да она пьяная. Чувствую по запаху.

— Кто устроил стрельбу в участке, новенькая?

— Дайте ей сказать!

Детективы отпустили ее. Уэнди отдышалась и сказала. — На нас напали. Гражданские, одетые в больничную одежду. У них нет оружия.

Внезапно ее осенило. — Это «крикуны». Похоже из Госпиталя милосердия. Они очнулись, и сошли с ума.