Инфант - [25]
Сцена вторая
(прозаическая)
Двадцать минут девятого. Иван Иосифович стоит на улице у входа в поликлинику. Закуривает и с легкой усмешкой поглядывает на одиноко светящееся окно второго этажа. А оттуда доносится крик и сквозь шторы тенями видны истеричные жестикуляции.
Врач (И. И. Кац). Пусть Алексей Давыдович поработает, наконец-то, а то привык только направления в псих диспансер строчить. Хе-хе… (вдруг звонит мобильный телефон). Да, Тося, вышел уже… Ну, не знаю, пельменей бы съел, под рюмочку, другую. Нормально себя чувствую… День, просто, тяжелый выдался. Ну, да… всё, всё, иду уже… (Вдруг, словно опомнившись) Слушай, Тось, хотел спросить. У тебя такого не бывает перед сном, будто в бездну или яму какую-то падаешь? Нет?! Да так, ничего… А, еще!? Ноги тебе твои не кажутся лишними? Ну, знаешь, бывает, когда дергаются во время сна? (Долго что-то выслушивает: терпит, морщится, молчит). Да, нормально все со мной и с ума я не сошел. Ладно, забудь, иду я… Пока.
Идет к машине, бурча под нос: «А ведь в этом что-то есть! Лишние ноги, бездна… А заячьим помётом можно попробовать, чем черт не шутит… Главное, егеря путёвого найти…»
Занавес
Саня
Врач сказал – в морг, значит – в морг!
(анекдот)
Саню Шелкопрядова я знаю с детства. Еще, помню, в детсад хаживали вместе, в среднюю группу. На горшках по часу засиживались, кряхтели, багровея от натуги. А сколько песочниц перепахали вдоль и поперёк? Сколько куличиков девчонкам попортили! Зря, конечно, сейчас бы наоборот… Вот было время! Потом в школе маялись, ну.. учились, типа… Первая сигарета, первая чикса, первая рюмка, а у кого и первый ганджубас… Ведь, собственно, все Шелкопрядовские беды со школы и начались. С класса, эдак, восьмого. Кто его на наркоту подсадил, теперь не разобрать? Может старшеклассники, хотя вряд ли. Сдается мне, физрук?! Розовощекий кретин, педагог-дилер. Тот еще мудень был. С виду – добряк, внутри – гниль! Причем, основательно так, по-взрослому. С утра физкомплекс – подтягивания, отжимания, пробежка, после уроков другой комплекс – расслабляющий. По принципу, хорошо поработал – хорошо отдохни!
Годик анашу багрил, потом, дальше – больше – кислота, система. Слово-то какое – си – сте – ма! Сидел Саня на этой системе годков пять. Плотно сидел! Матери нервы портил. Понамучилась она с ним капитально, особенно, когда вещи стали из хаты пропадать. Мать-то его на трех работах горбатилась, у нее две радости насчитывалось в жизни: Санька да телевизор! Так Санька ее сразу двух радостей и лишил. Себя в овощ тухлый превратил, ну а телек, не сложно до петрить, барыге сбагрил за дозу.
Хотя, поначалу ничего так, держался, работал даже на автомойке, года полтора. Но времечко подоспело: сник, осунулся, позеленел. А там пошло-поехало. Издержки торчковой жизни. Раза три, четыре, когда хвостовик откидывал, откачивали, причем, запросто так, невзначай будто. Лепилы – хронологи предупреждали, журили, мол, одумайся драпарик, откупорь новую жизнь – радостную и светлую! Его же самого такой расклад не шибко смущал и, по правде говоря, на мысли скорбные не наводил. То, да сё, неделька, другая, оклемается помаленьку, трэм кефирчиком запьет и по новой. Да и, положа руку на сердце, за жизнь как таковую особо не цеплялся, так прямо и говорил, мол, до двадцати семи, как Курт Иванович, дотяну, остальное – бонус. Мы – кореша его, слушали эту шнягу, скрипя сердцами, а внутри себя рассуждали, ведь и впрямь, больше им же самим отмеренного срока не протянет.
Так и вышло, как раз его двадцати пятилетие близилось. Позвонил я ему на домашний, чтобы пересечься где-нибудь, пивка попить, телок помочалить. А в трубке мать его навзрыд, мол, так и так, умер Саня… Мне, прям, как серпом по жизненно важному органу. А она ревёт без запятых, мол, «скорая» не фига не скорая, поздно притащилась, ни черта не успела. Тартила, блин… Типа, зафиксировали смерть, ну и, разумеется, Саня теперича в морге почивает…
Мы, хотя и догадывались, что скорбное событие не за тридевять земель, все равно опешили. Перебздели не по-детски. Не он же один такой был – «системщик». С горя забухали, все в одночасье. Квасили день напролёт, вспоминали, поминали, сопливились… эх, хотя, наверное, и не положено по обычаям было. На второй день образумились, решили скинутся по пять косарей на всякие там атрибуты: гроб, венки, попов, хавчик поминальный, ну и матери Санькиной отдать.
Так и сделали, бабки в конверт упаковали, ковыляем к нему. На подходе, слышим, кто-то окликает. Оборачиваемся автоматом – Саня, ебтыть, во всей красе! А мы ж с перепоя. Хуля, решили – глюк. С бодуна бывает плющит. Идем дальше, не обращаем внимания, типа пить меньше надо. Потом, бац, торкает, доходит. Ведь не может быть, чтобы всех и сразу глюк цепанул. Оборачиваемся, так и есть, Саня – бодрячком. Стоит у грибка на детской площадке, живой и здоровый. Мы к нему рывком, мол, что за хуйня?! А он ржет, гаденыш, пивко тянет, рассказывает:
– Передоз и правда был, врать не стану. Потом отключка. Мать говорила, скорая не сразу подоспела.
Мы такие, с понтом дела: «Да по курсам мы, по курсам, дальше то чё?!» Он и продолжает:
Офицер-десантник, прошедший через афганскую и две чеченские войны, потерявший там самых близких своих друзей, товарищей по оружию, уходит в отставку. Всё у него рушится: и вера в офицерскую честь, и семья, и привычные понятия о нравственном долге. Разочаровавшись в гражданской, непонятной ему жизни, он едет к себе на давно покинутую родину, в маленькое село на Брянщине, которое после Чернобыльской катастрофы попало в зону отчуждения.Повесть Ивана Евсеенко – это трепетное, чуткое ко всему живому повествование об израненных, исстрадавшихся, но чистых и стойких душой русских людях.
Проблемы современной русский деревни: социальные, психологические, бытовые — составляют основное содержание сборника. Для прозы воронежского писателя характерны острота постановки социальных вопросов, тонкое проникновение в психологию героев. В рассказах и повестях нет надуманных сюжетов, следуя за потоком жизни, автор подмечает необыкновенное в обыденном. Герои его произведений — скромные труженики, каждый со своим обликом, но всех их объединяет любовь к земле и работе, без которой они не мыслят человеческого существования.
Герой повести И.Евсеенко, солдат великой войны, на исходе жизни совершает паломничество в Киево-Печерскую лавру. Подвигнуло на это его, человека не крепкого в вере, видение на Страстной неделе: седой старик в белых одеждах, явившийся то ли во сне, то ли въяве, и прямо указавший: "Надо тебе идти в Киев, в Печорскую лавру и хорошо там помолиться".Повести Ивана Евсеенко – это трепетное, чуткое ко всему живому повествование об израненных, исстрадавшихся, но чистых и стойких душой русских людях.
Некто дьявольского облика заказывает художнику, некогда известному и обеспеченному, но впавшему в нищету, картину на тему «Последний день России». Отчаявшийся живописец вкладывает в этот апофеоз катастрофизма весь свой немалый талант, но созданная им картина исчезает, остается чистый холст: у России не будет последнего дня.
В книгу вошли повести и рассказы, написанные автором в разные годы (1994—2013).Автору близка тема «маленького человека», являющейся одной из сквозных тем русской литературы. Писатель предлагает в который раз задуматься о том, что каждый человек имеет право на счастье, на собственный взгляд на жизнь.
Восточная Анатолия. Место, где свято чтут традиции предков. Здесь произошло страшное – над Мерьем было совершено насилие. И что еще ужаснее – по местным законам чести девушка должна совершить самоубийство, чтобы смыть позор с семьи. Ей всего пятнадцать лет, и она хочет жить. «Бог рождает женщинами только тех, кого хочет покарать», – думает Мерьем. Ее дядя поручает своему сыну Джемалю отвезти Мерьем подальше от дома, в Стамбул, и там убить. В этой истории каждый герой столкнется с мучительным выбором: следовать традициям или здравому смыслу, покориться судьбе или до конца бороться за свое счастье.
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Елена Девос – профессиональный журналист, поэт и литературовед. Героиня ее романа «Уроки русского», вдохновившись примером Фани Паскаль, подруги Людвига Витгенштейна, жившей в Кембридже в 30-х годах ХХ века, решила преподавать русский язык иностранцам. Но преподавать не нудно и скучно, а весело и с огоньком, чтобы в процессе преподавания передать саму русскую культуру и получше узнать тех, кто никогда не читал Достоевского в оригинале. Каждый ученик – это целая вселенная, целая жизнь, полная подъемов и падений. Безумно популярный сегодня формат fun education – когда люди за короткое время учатся новой профессии или просто новому знанию о чем-то – преподнесен автором как новая жизненная философия.
Ароматы – не просто пахучие молекулы вокруг вас, они живые и могут поведать истории, главное внимательно слушать. А я еще быстро записывала, и получилась эта книга. В ней истории, рассказанные для моего носа. Скорее всего, они не будут похожи на истории, звучащие для вас, у вас будут свои, потому что у вас другой нос, другое сердце и другая душа. Но ароматы старались, и я очень хочу поделиться с вами этими историями.
Православный священник решил открыть двери своего дома всем нуждающимся. Много лет там жили несчастные. Он любил их по мере сил и всем обеспечивал, старался всегда поступать по-евангельски. Цепь гонений не смогла разрушить этот дом и храм. Но оказалось, что разрушение таилось внутри дома. Матушка, внешне поддерживая супруга, скрыто и люто ненавидела его и всё, что он делал, а также всех кто жил в этом доме. Ненависть разъедала её душу, пока не произошёл взрыв.