Индустрия счастья. Как Big Data и новые технологии помогают добавить эмоцию в товары и услуги - [43]

Во-вторых, в концепции здоровья начали происходить существенные изменения. В 1948 году была основана Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ), давшая новое определение человеческому здоровью, согласно которому это «состояние полного физического, душевного и социального благополучия», что почти утопично, поскольку совсем немногие из нас могут похвастаться чем-то подобным на протяжении долгого периода своей жизни. Стали играть роль нематериальные аспекты здоровья и болезни. В частности, понятие «душевная болезнь» возникло одновременно с сокращением числа психиатрических лечебниц, где пациенты жили в определенном сообществе, так же, как люди с физическими заболеваниями в больницах.

Осознание того, что умственные процессы играют ключевую роль в состоянии здоровья, сильно повлияло на здравоохранение и медицинскую практику, изменив природу врачебной профессии. Это было нечто, известное как «медицина опыта», когда учитываются переживания пациента, а не просто характеристики его тела. К 1970-м годам существовал ряд показателей качества жизни, которые использовались, чтобы понять состояние человека, и которые учитывали субъективное отношение пациента, а не просто его физическое состояние[142]. В рамках биполярного анализа жизни и смерти, здоровья и болезни появилась новая иерархия хорошего самочувствия. Отчасти это признак медицинского прогресса: после того как медицина смогла увеличить длительность человеческой жизни, все ее внимание переключилось на то, как сделать эту жизнь более достойной.

Какое же отношение приведенное высказывание выше имеет к менеджменту или работе? Проблема, с которой столкнулись руководители и политики во второй половине XX века, заключалась в том, что все начало казаться слишком нематериальным. Работа стала нематериальной в связи с сокращением промышленности. Болезнь перестала быть материальной, поскольку увеличилось число психических и поведенческих проблем. Даже деньги потеряли свою материальность, после того как начиная с 1960-х годов финансовая система превратилась в часть процесса глобализации. Решение проблем вовлеченности и энтузиазма стало важно одновременно для медицины, психиатрии, менеджмента и в целом экономики. Задачи здравоохранения и бизнеса оказались общими, так как вопрос душевного здоровья расположился где-то между этими двумя областями. Работа управляющих все больше стала напоминать то самое «лечение через общение», которое должно поддерживать положительное эмоциональное состояние работников, чтобы они с энтузиазмом выполняли свои обязанности в сфере услуг.

Вслед за изменениями в самой работе и управлении изменились и способы, с помощью которых сотрудники высказывают свое недовольство. Как правило, оппозиция выбирает то, что вряд ли придется по душе управлению компании. Классика протеста против тейлоризма, который стремится рассматривать людей как физический капитал, – это говорить за спиной или бастовать через профсоюз. Руководителю, проигнорировавшему чувства и желания своих работников, обязательно сообщат, что больше так продолжаться не может.

Так как в течение послевоенного периода вид терапевтического менеджмента, заложенный Мэйо, продолжал доминировать, то протест стал приобретать противоположные черты. Постепенно, после того как постиндустриальных сотрудников начали призывать быть «самими собой», говорить «открыто» и «честно» со своим менеджером, единственной формой протеста оказался возврат к своей физиологии. Избавиться от управляющего, который хочет быть твоим другом, можно, только притворившись больным. С 1970-х годов благодаря растущему числу болезней и идеализации здорового образа жизни болезнь стала главным аргументом для того, чтобы не появляться на работе. При этом очевидно, что менеджмент не может фокусироваться только на отношениях и субъективных чувствах, точно так же как он не может обращать внимание исключительно на продуктивность тела. Следовательно, появилась потребность в настоящей психосоматической науке, способной лечить разум и тело как одно целое и оптимизировать их совместное функционирование. И тут мы подходим к последней главе в истории психосоматического менеджмента.

Комплексная работа и благополучие

В 1925 году 19-летний австрийский студент-медик Пражского университета Ганс Селье заметил нечто настолько очевидное, что поначалу даже не решился сообщить о своем открытии преподавателю. Когда студенты осматривали людей с различными заболеваниями, Селье вдруг обнаружил, что все пациенты чем-то похожи друг на друга вне зависимости от состояния их здоровья. Все они говорили о боли в суставах, потере аппетита и языке с налетом. Короче говоря, все они выглядели больными.

Позже Селье изложил свои мысли на этот счет следующим образом:

«Даже сейчас – спустя полвека – я все еще отлично помню, какое впечатление произвели на меня эти выводы. Я не мог понять, почему с момента возникновения медицины, терапевты всегда пытались сконцентрировать свои усилия на том, чтобы обнаружить индивидуальные болезни и открыть особые способы их лечения, не уделяя особого внимания более очевидному „синдрому просто болезни“»