Индо-пакистанский конфликт 1947-1948 годы - [18]

.

Как следовало из инструкции, «право самим решать свою судьбу» было предоставлено князьям только для того, чтобы сохранить их под контролем Политического департамента и его резидентов по крайней мере до 15 августа 1947 года. Маунтбэттен хорошо понимал, что выдвинутый им «Балканский план» – нереален в принципе. Сотни мелких индийских княжеств, долгие годы во всем зависевших от Британской Индии, не могли длительное время оставаться независимыми. Вот почему чиновники Политического департамента правительства Британской Индии, ранее склонявшие князей к объявлению независимости, в течение июня – августа 1947 г. успешно «разогнали» мелкие княжества по доминионам – в зависимости от воли их правителей и в соответствии с принципами «религиозного и географического тяготения». Это означало, что мусульманские княжества должны присоединиться к Пакистану, а индусские – к Индии. В результате к середине августа 1947 года независимыми оставались только два самых крупных княжества – Кашмир и Хайдарабад, а также крошечное княжество Джунагадх.

«Конфуз с Джунагадхом», по словам секретаря вице-короля, Кэмпбелл-Джонсона, произошел потому, что о нем просто забыли «в водовороте великих событий». Княжество Джунагадх, расположенное на полуострове Катхиавар, недалеко от Бомбея, управлялось мусульманским князем (навабом), хотя 82 % его населения составляли индусы. Понимая, что его железные дороги и порты являются неотъемлемой частью инфраструктуры Индии, 25 июля 1947 года правитель Джунагадха заявил об объединении с другими катхиаварскими княжествами и присоединении к Индийскому Союзу. Но 10 августа произошел дворцовый переворот: группа мусульман из Синда захватила власть, диваном стал Шах Наваз Бхутто, а наваб стал «пленником в собственном дворце». 15 сентября 1947 года Джинна одобрил подписанное навабом заявление о присоединении к Пакистану. Однако «в географическом и религиозном отношении», согласно инструкциям вице-короля, княжество «тяготело» к Индии. Но в конечном счете, в спор вмешался неутомимый Дикки Маунтбэттен, и в Джунагадхе был проведен референдум, в ходе которого большинство населения высказалось за присоединение к Индии (правда, это было уже значительно позже – 12 февраля 1948 года).

Случай с Джунагадхом, по-видимому, действительно произошел по недосмотру, хотя и оказался на руку многим. Но почему заявили о независимости Кашмир и Хайдарабад? Это уже не было случайностью. В индусском Хайдарабаде правитель был мусульманином, а в мусульманском Кашмире – индусом. Разумеется, первый предпочел бы присоединиться к Пакистану, а второй – к Индии. Но тут-то и начинались противоречия. Ведь большинство населения в Хайдарабаде составляли индусы, а в Кашмире – мусульмане. Таким образом, в случае с этими двумя княжествами, право князей самим решать судьбу своих подданных противоречило выдвинутому Маунтбэттеном принципу «религиозного тяготения». Именно поэтому, предоставив исключительные права князьям, англичане хотели сделать исключение для Хайдарабада и Кашмира. Хайдарабад должен был отойти к Индийскому Союзу, так как он все равно географически «тяготел» к нему, находясь практически в самом центре Индии и не имея даже выхода к морю! Кашмир же, наоборот, предполагалось присоединить к Пакистану – не столько «из принципа религиозного тяготения» (это было лишь предлогом), сколько из-за его особой военно-стратегической важности. Именно поэтому Маунтбэттен, до сих пор уважавший права князей, так «обидел» правителей Кашмира и Хайдарабада, предложив им «выявить волю народа». «Удавка» в форме референдума была заготовлена не только для махараджи Кашмира, но и для низама Хайдарабада.

Таким образом, правительству Индии фактически была предложена формула «Кашмир в обмен на Хайдарабад». Предполагалось, что в ходе референдума мусульманское население Кашмира выскажется в пользу Пакистана, а индусское население Хайдарабада – в пользу Индии. После столь упорного насаждения «теории двух наций», – думали англичане, – когда даже Индийский национальный конгресс был вынужден смириться с ней, согласившись на создание Пакистана, иначе и быть не могло! К тому же, Шейх Абдулла был в тюрьме, а значит в княжестве были все условия для проведения референдума по сценарию Маунтбэттена и Джинны! Вот почему спор вокруг Джунагадха – казалось бы, такая мелочь – приобрел особую важность. Согласившись на создание Пакистана (пусть даже под угрозой «Балканского плана»), Индийский национальный конгресс, по мнению англичан, признал «теорию двух наций». Присоединение к Индии индусских княжеств Джунагадха и Хайдарабада должно было стать еще одним аргументом в пользу этой теории. Если в ходе референдума в индусском Джунагадхе большинство населения выскажется за присоединение к Индии, это создаст прецедент для решения кашмирского и хайдарабадского вопросов таким же образом – в соответствии с «теорией двух наций». Кто бы мог подумать, что впоследствии Индия окажется настолько «непослушной», что нарушит эту формулу и станет претендовать не только на индусский Хайдарабад, но и на мусульманский Кашмир?